— Кто спасся — спасся, — безмятежно отвечала она, улыбаясь темно-розовыми губами. — Кто нет… Раз-два-три-четыре-пять, начинаем умирать.
На слове «четыре» поползли трещины — от фундамента в потолок. Цитадель покрылась язами и шрамами. Повсюду взметывало в воздух водовороты пыли.
— Тот, кто с нами не играет… пусть быстрее убегает…
Рухнула перегородка кухни и бывшего обеденного
зала. С жестяным громом вывалились кострюли, сковородки, противни — и мириады ложек-вилок, похожие на испуганную стальную мошкару. Рони держал Целеста за плечи, оглядываясь по сторонам. Новая трещина нахмурила потолки, а где-то с грохотом обрушилась лестница. И еще одна — это было похоже на взрыв внутри головы.
Просела и рухнула стена в каких-нибудь десяти метрах от «лобного места»; оттуда просочилось лето и надменно взирал ясень. Чужая смерть безразлична дереву. Гигантский фрагмент стены погреб под собою большинство мертвецов, разбрызгав сочные мясные капли.
— Крик, кровь, тьма и боль. — Вербена крутилась на одном месте. Она будто разучивала новый танец, и даже теперь Рони отметил легкость и плавность движений — никакого страха, никакого отчаяния. Мелкая щебенка осыпала их всех, рассекла Вербене губу, но она рассмеялась.
— …Мы сегодня все умрём.
«Потому что останемся здесь», — понял Рони, и закрыл глаза. Он не мог бросить Целеста, но и спасти его тоже.
Цитадель проседала внутрь себя. Складывалась — камень за камнем, пролет за пролетом, кельи и потайные «пещеры», пыточные и библиотека. Все — игрушка, детский конструктор. Вербена щебетала свою считалку. Раз-два-три-четыре-пять, начинаем умирать.
«И я… я остаюсь».
Он «проснулся» от того, что грубо схватили за руку, добавил пинка под зад. Он вскинулся — кто еще? — и понял, что впихнули его внутрь сферы, а Целест рядом, на руках у…
— Декстра? То есть госпо…
— Декстра. Просто. — Плотная «сфера», похожая на мыльный пузырь с толстыми радужными стенами обволокла их: Главу воинов, Целеста на руках хмурой женщины — комичная картинка, Рони и…
— Аида!
По широкому лбу текла кровь, короткие волосы слиплись. Рваная рана мокла на бедре, едва прикрытом лохмотьями; но Аида была жива. И даже улыбалась.
«Хорошо», — Рони благодарно кивнул ей.
Декстра усилила сферу. Рони заметил, что незатухающий огонь, заменяющий ей волосы, погас, а лысый череп покрыт бороздами шрамов.
— Спасибо, — сказал Рони.
— Да-да, пупсик, я тоже скучала. А теперь пора убираться. — Аида подтолкнула «сферу».
За стенами «пузыря» танцевала Вербена. Рядом с ней разбивались в прах куски камня, древнего камня — грифельно-серого и черного; пыль — грозовая туча, и грохот, наверняка безумный грохот, — в пузыре не слышно. Вербена двигалась в одной ей слышимом ритме, как прежде завораживая, — она воплощенная, она яркая настолько, что обжигает сетчатку. Чуть напряженные мускулы и пустое, как выщербленное полнолуние, лицо; ее сила — длинные тени и чересчур реальная тьма.
— Раз-два-три-четыре-пять,
Начинаем умирать.
Тот, кто с нами не играет,
Пусть быстрее убегает.
Крик, кровь, тьма и боль,
Мы сегодня все умрём!
Рони встретился с ней взглядом. Луна и улыбка. Перемазанное сажей и копотью лицо и белые-белые зубы, и глаза тоже — почти белые. И заколка в волосах.
«Я позволила войти».
— До свидания, Рони. Я не прощаюсь. До свидания.
32
