Суета — шторм, а он — маленькая мягкотелая рыбка. Легко разбить о камни, вдребезги, в скользкую, резко пахнущую муть внутренностей. Эмоции переполняют до тошноты. Рони выставил руки перед собой, словно лунатик. Он пытался идти и боялся, что собьют с ног.
Иди за Целестом. Он сильный, и он не чувствует всего. Вместе доплывем до тихих вод.
Возле входа рыдали две девушки, спрятав лица в ладонях, и вещал Кристоф — один из старших теоретиков, твердил что-то о «нашей победе», утешал. Доносились смачные ругательства и проклятия. Кто-то перекинулся междометиями с Целестом, похлопал Рони по плечу, он едва успел кивнуть в ответ.
А потом отстал. Рони замер посреди просторного холла; выстроенная по образу и подобию средневековых замков, Цитадель нависала лестницами, недосягаемыми окнами и голосами-призраками. Целест ушел, а он остался, и не знает куда идти. В столовую? В келью?
Обратно на улицу, может быть, даже бежать прочь?
— Рони.
— Аида, — развернулся всем корпусом и теперь опознал одну из плачущих. — Аида, ты…
— Не надо меня читать. Все и так ясно, правда? Да. Убили.
Губы распухли, словно мокрая губка. Аида не пользовалась косметикой, а сейчас глаза ее не шире, чем у Тао. В спутанных волосах застряли щепки, на рукавах комья грязи и ссохшейся кровяной корки.
Рони прикоснулся к ее запястью, и обнаружил, что у Аиды оторван мизинец.
— Богатый, мать его, райончик. Клуб «Вельвет». — Рони передернуло, он отпустил больную руку и потянул Аиду за вторую, здоровую — подальше от середины холла. Тут их растопчут. Под лестницей спокойнее, таков крысиный инстинкт.
— Богатый райончик… пятнадцать одержимых, Ро. Пятнадцать. — Аида рассмеялась. Ей выбило два зуба, влажно и уязвимо хлюпали прорехи в деснах. Она прислонилась к стене, сползла, задевая какие-то жестяные ведра, швабры. Рассыпались с грохотом — грохот не услышал никто.
— Созвали всех, кто поблизости был. До вас досигна-лить не получилось. Далековато, наверное…
Рони подумал о подвале и ледяных стенах. Наверняка глушили сигнал. Он кивнул.
— Далековато.
— Штук двадцать их было. А может, больше. Вотан кого призвал, кого просто… — Выразительное движение, словно откручивала цыпленку голову, из мизинцевой культи проглянул костяной осколок. Рони осторожно коснулся обеих ладоней. Ладони у Аиды были жесткими, как доски.
— Т-сс.
— Мы ничего не могли поделать. От «Вельвета» пара угольков. Так и надо богатеньким задницам. А людей жалко. Полрайона как веником вымело. Начисто. Даже обломки не везде — где испарило, где вплавило в асфальт. Вместе с жителями. Такая, мать его, и-икебана…
Рони представил клуб, полный вкусных запахов, блондинок с голыми плечами и бумажных цветов. Цветы сгорели первыми, наверняка.
Жаль.
Интересно, выжил ли бармен-привидение? Бродит ли на руинах, гремя бокалами и стеклянными цепями?
— …Они заставили его выблевать собственные кишки. Выблевать. Именно. Из горла вытащить, такая будто веревка — красновато-коричневая, будто фокус показывал. — Аиду заколотило, и мелко подрагивали спутанные волосы, осыпалась комковатая труха. Рони обнял ее, пахло от девушки горько и резко — потом, грязью. Дрожала часто-часто, загнанной лошадью; Рони вспомнилось, как отбили заблудившуюся в кустистом и редком северном лесу кобылу-трехлетку у белошкурых облезлых волков. Волков-то расстреляли — подмоченным порохом и ржавыми ружьями, а кобыла билась, ржала и в конце- концов последний патрон ей достался.
Зато Аиде он мог помочь.
Вторгнуться в податливое из-за шока, словно моллюск без раковины, сознание, разлить воды на чересчур яркие краски. Кровь красна, а уголь черен — серое мягче, серое приятнее. Крысиный цвет. Рассейся до матовой радуги.
Пусть блекнет, пусть гаснет. Он хотел, чтобы Аида уснула — может быть, прямо здесь, Рони попытается донести до кельи.
Воин оттолкнула его:
— Не надо. Не надо меня анестезией пичкать.
— Я…
— Спасибо. Но не надо. Сейчас хочу ненавидеть. Единственного одержимого поймали. Который, ну… ты понял. Я хочу с ним… поговорить. Мне нужен мистик в пару.
Звучало вроде светского приглашения — в театр, к примеру, на балет с Вербеной-танцовщицей. Вечер пятницы, не опоздайте.
Рони достал из кармана чистый платок и промокнул рану Аиды.
— Потом покажи врачам. — Он укрепил повязку аккуратным узлом между большим и указательным пальцем. — Пойдем.
Эпицентр — столовая. Неудивительно, место, где принимают пищу, привлекательно и для иного действа. Хлеб и зрелища.
Целест протолкался, пользуясь локтями и природной верткостью. Кто-то больно толкнул в диафрагму, он не остался в долгу. Слышались возгласы,
