тупик.
— Пол, — вдруг сказала она.
— Что? — взволнованно спросил я.
— Пол. Я видела, как тебе почти удалось освободить руки из оков. Пол скользкий из-за крови и слизи. И не только моей. Десятки других были убиты здесь, и рабы так и не вымыли пол.
— И что?
— Попробуй смазать запястья. Может, так руки смогут проскользнуть.
Я уже собирался сказать ей, что не смогу дотянуться до пола, когда осознал, что по щиколотку стою в этой самой дряни, о которой она говорит. Я поднял ногу так высоко, как только мог, и услышал, как что-то неприятное капает с моих пальцев и брызгает на пол. Я попробовал снова и сумел согнуть колено, поднять ногу почти до уровня пояса, но все равно далеко от моих оков. Я дернулся, пытаясь брызнуть этой жуткой смесью себе на запястья, но попал лишь на грудь и плечо. Я попробовал снова. И снова.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем расшатался болт и открылась дверь, но я так долго находился в кромешной тьме, что даже свет от факела ослепил меня. Раздался легкий звон. Это был мучитель — то есть шут Нилока — Зеленозуб. Покрытое бородавками существо подошло поближе, чтобы рассмотреть меня; его рот был полон острых и ядовитых зубов, будто ловчая яма. Шут был небольшого роста, но его маленькие ручонки и ножки были крепкими, как у гориллы, и хотя он едва доходил мне до пояса, я ничуть не сомневался, что он был сильнее. Я сжимал кандалы разодранными руками и все думал, когда же оно заметит, что они уже не сковывают мои запястья.
— Ну что, готов? — спросило оно странным плаксивым голосом. Я все еще не мог разглядеть его глаза, но точно знал, что шут меня рассматривает, в особенности мои окровавленные руки — он трогал мою кожу и облизывал свои холодные шишковатые пальцы.
— Пытаешься освободиться? Конечно, конечно, но не калечь себя слишком. А то испортишь всю прелесть того, что нам предстоит. — Оно протянуло руку и погладило меня по груди. Даже несмотря на всю боль, я вздрогнул и отступил назад, почувствовав его липкое прикосновение. — О, нет. Не бойся. Вместе мы сделаем доброе дело. Вместе мы создадим нечто прекрасное.
Наконец Зеленозуб заметил, что оковы соскочили и я поддерживал их руками. Все еще не видя глаз, я услышал, как он изумленно раскрыл свой зубастый рот. Я не дал этому жуткому существу поднять тревогу, ударив как можно сильнее туда, где, как я думал, будет больнее всего — где-то между ногами и грудью. Шут уронил факел; пламя заколебалось, но не погасло. Существо споткнулось и упало на спину, хрипя, как я надеялся, от сильной и мучительной боли. Я кинулся на него и начал подпрыгивать на нем вверх-вниз, не обращая внимания на хруст костей под моими пятками — ведь я не знал, насколько он на самом деле силен. Когда его тело деформировалось настолько, что я уже не мог на нем ровно стоять, я спрыгнул на пол и стал добивать его, пиная по голове и груди.
— Теперь он не причинит тебе боли, — сказала Паук сердец. Ее голос звучал так, будто ей понравилось все, что здесь происходило. — Он еще долго никому не причинит боли.
Но во мне кипела бешеная ярость, которая не отпускала меня, и я продолжал избивать изуродованное тело. Я нанес ему еще пять-шесть ударов и в полумраке увидел тусклые брызги жидкости — мне понравилось, как они выглядели. Когда я остановился, то не мог отдышаться, а сердце стучало, будто станок, работающий на полную мощность, но я хотел лишь избить его еще сильнее. Нахождение в Аду неслабо влияло на меня.
На поясе шута я нашел ключ, а также нитку маленьких колокольчиков и набор острых предметов, которых хватило бы, чтобы усадить в тюрьму целую уличную банду. Я вытер грязь с факела, и пламя снова стало ярким. Я собрал кости Паука сердец, все еще покрытые обрывками плоти, положил их в связанный узелок и перекинул его через плечо. Кости застучали, когда я двинулся к выходу в темный коридор. Клянусь, это был радостный стук.
Паук сердец заговорила прямо мне в ухо, от чего я слегка подпрыгнул.
— Если бы только мы могли сделать то же самое с Нилоком… Но он слишком силен.
Я не горел желанием снова встречаться с хозяином дома.
— Просто скажи мне, куда идти. Как мне выбраться?
— Иди вниз. Как у большинства младших лордов Ада, в берлоге Комиссара Крыльев и Когтей есть множество входов и выходов. Иди вниз к котлам. Вниз.
Она повела меня вниз, через несколько подземных этажей. Даже посреди адской ночи из-за дверей раздавались звуки, и я молился — да, молился, — чтобы не увидеть то, что творилось по ту сторону. Дом был настоящим лабиринтом, и когда мы добрались до самого нижнего, по словам Паука сердец, уровня, Нилок или его рабы должны были обнаружить оставленный мной беспорядок, и особенно любимого шута Комиссара.
Нижняя комната была похожа на римские катакомбы: бесконечные каменные арки и гигантские трубы, будто сделанные из обожженной глины и подсвеченные шаровыми фонарями, которые я уже видел в холле дома. Зрелище было практически обыденное, словно мы находились под станцией метро или каким-то другим урбанистическим сооружением, правда, трубы были вздутыми, а на стенах кровью были выведены слова проклятий — вероятно, кровью рабов или пленных.
