— Вы так ничего и не поняли?..
— Захлопнись, — без выражения проговорил Вит и повернулся ко мне: — Варианты?
— Кто-то из нас пойдет и посмотрит, какая там дорога.
— В задницу. Идем вместе. Времени нет, мы и так подыхаем.
Я пожал плечами, поймав себя на мысли, что делаю это почти так же, как Вит:
— Пошли.
Тропинка, по которой гуськом тащилась наша процессия, по ширине не превышала полутора метров. Иногда сверху скатывались камешки, весело подскакивая игривыми мячиками на неровностях и выбоинах.
Впереди, словно привидение, шел Вит, за ним Ольга, качаясь из стороны в сторону. Временами мне казалось, что ее вот-вот сдует ветром в море. Хотя нет. За эти летние каникулы она похудела настолько, что, скорее всего, ветер унесет ее в небо. А в небе — солнце и луна. Солнце горячее, луна холодная. Если…
Девушка прервала мои бредовые размышления:
— Как ты думаешь… нас уже начали искать?
— Какое сегодня число?
— Двадцать третье.
— Я обещал быть двадцать седьмого.
Подавленный вздох.
Подошва на ее кроссовке парусом хлопала при ходьбе, грозясь вовсе оторваться.
Некоторое время мы шли молча.
— А тебя когда хватятся? — нарушил я тишину.
— Не знаю. Я сказала, что, возможно, после двадцать пятого.
— Мама небось волнуется.
— Мама умерла.
— Понятно. — Я вежливо замолчал.
— У нее был рак мозга, — отрешенно сказала девушка, глядя себе под ноги. — Я люблю ее.
Соглашаясь, я кивнул.
— Я знаю, что она там, наверху, и все видит. Она видит меня и тебя, и она нисколько не винит нас в том, что произошло, — продолжала девушка.
В небе кружили чайки, плача и смеясь.
— Все хотел спросить тебя.
— Спрашивай, — безо всякого интереса сказала Ольга.
— Что ты пишешь все время?
Она вяло махнула рукой:
— Так, ерунду.
Тропинка, усыпанная мелким острым щебнем, немного расширилась.
Ольга догнала Вита и попросила у него воды. Какое расточительство! Потом она снова повернулась ко мне:
— Дима?
— Да?
— Мне кажется, я влюбилась.
— И кто этот счастливчик? — спросил я, прекрасно зная ответ.
Ольга засмеялась. Подошва на кроссовке все-таки оторвалась, но она не замечала этого.
— Дурак ты, Стропов.
— Дурак у коня, а у меня дурашка, Оленька. Если это тебя устраивает, выходи за меня замуж, — вырвалось у меня предложение, и я почему-то вспомнил слова покойного отца: «Никогда не женись на женщине, с которой можно жить. Женись на той, без которой жить нельзя».
Ольга остановила меня, пытливо всматриваясь в глаза, стараясь определить грань между шуткой и правдой.
— Только имей в виду, я храплю во сне, — зачем-то ляпнул я.
Губ Ольги коснулась легкая улыбка. Она завела прядь волос за ухо и собралась что-то ответить, например, что в том, что человек храпит, нет ничего страшного, и с этим вполне можно смириться, и вообще, она тоже иногда храпит, да так громко, что неизвестно, кому из нас больше по ночам будет мешать этот порок…
