такой восхитительно прохладной, что я лишний раз убедился, насколько мало нужно человеческому организму для ощущения счастья.
Несколько раз мне приходила в голову одна и та же мысль — каждый человек должен хотя бы непродолжительный период времени пожить в подобных условиях. Возможно, это в значительной мере помогло бы ему ценить такие маленькие прелести жизни, как свежая вода, уютная постель, чистая одежда… Впрочем, последнее ко мне относится весьма косвенным образом — в одежде я неприхотлив и не слишком разборчив, предпочитаю ходить в одном и том же — в штанах и куртке из кожи. В памяти всплыли слова отца: «Настоящий мужчина должен быть всегда неряшлив — либо рукав в дерьме, либо ширинка расстегнута». Безусловно, нужно быть дегенератом, следуя этой теории в буквальном смысле, но рациональная доля в этом высказывании все же есть.
Наполнив водой бутылки, я вымыл трупик черепашки. Ее маленькое тельце без панциря выглядело беззащитным и было похоже на странную ящерицу без хвоста. Я принялся разделывать тушку, Вит тем временем принес котелок.
Через час мы сидели возле костра в сгущающихся сумерках, облокотившись на рюкзаки, только что поев черепахового бульона с разваренными сыроежками. Ольга добавила в бульон немного тушенки из одной оставшейся банки и остатки гречки. Суп получился наваристый, и, полагаю, это кушанье было самым вкусным и сытным, которое довелось нам испробовать в последние полуголодные дни. Думаю, все остальные были согласны со мной. Даже наша неотразимая Ди с жадностью накинулась на бульон, отбросив в сторону всякие правила приличия.
Правда, ни Ира, ни Ольга не притронулись к еде. И если с Ириной все было ясно, то поведение Ольги вызывало недоумение. Когда я спросил, почему она отказывается есть, она, краснея, проговорила, что ее мутит только от одного вида пищи. У меня не было времени на уговоры, и я просто приказал ей проглотить несколько ложек. Оля умоляюще смотрела на меня своими серыми глазами, но я был непреклонен. Впрочем, ничего хорошего из этого не вышло — она не успела съесть и пару ложек, как ее вырвало.
— Оставь ее, — сказал Вит. — Не хочет, и ладно. Организм сам знает, когда ему есть нужно.
— Сомневаюсь, что, например, Ира в состоянии определить, чего хочет ее организм. Она сейчас как ребенок, обделает штаны и не заметит.
Ирина тем временем с безучастным видом, усевшись почти на самом краю обрыва, изредка поглядывала на плещущиеся внизу волны. Иногда она начинала что-то монотонно напевать, после чего внезапно замолкала и удивленно оглядывалась на нас, словно пытаясь вспомнить, кто мы такие и откуда здесь появились. Я решил побеседовать с ней, предприняв попытку уговорить девушку поесть, но с таким же успехом можно было что-то втолковывать трухлявому пню в лесу.
— Если здесь есть черепахи, то, наверное, и другие животные водятся, — усердно облизывая ложку, сказал Гуфи. Настроение у него заметно улучшилось. — У нас же есть ружье.
— Хочешь поохотиться? Нет уж, дудки, — решительно ответил Вит. Он вытер свою ложку об траву.
Лицо Игоря приняло расстроенное выражение.
— Но у нас ничего не остается на завтра, — захныкал он.
— Гуфи, заткнись. Ты своим нытьем у меня уже вот где стоишь, — Вит провел ложкой по своей шее. — Хочешь оставаться здесь и любоваться фауной — нет проблем. Только ружье я тебе не отдам, можешь рогатину выстругать, авось лося завалишь.
От обидного тона Виталия у Игоря выступили слезы, и я почувствовал к нему жалость.
— У меня имя есть, — пробурчал еле слышно он, но Вит даже не удостоил его взглядом.
В котелке еще оставалось немного супа, и я настоял, чтобы его оставили на случай, если все-таки Ольга или Ира проголодаются.
После ужина мы некоторое время молчали. Говорить не хотелось, да и о чем говорить-то? Банальные фразы «потерпите, ребята, все будет о'кей» либо «все, что ни делается, все к лучшему!» сейчас никому не нужны и ничего, кроме озлобления, не вызовут. Мне, к слову, никогда не нравилось последнее выражение, я считаю, что это высказывание — отмазка для неудачников.
Ольга надела куртку и присела возле меня.
— Я не могу избавиться от мыслей о Денисе, — тихо сказала она.
— Я тоже, — машинально ответил я.
Вит настороженно посмотрел на нас.
— Как получилось, что он незаметно вышел из дома? — спросила Оля. — Вы же дежурили, так ведь?
Я хмыкнул, бросив многозначительный взгляд на Гуфи, и тот потупился, в сотый раз занявшись протиркой очков.
— Какая теперь разница, как он вышел, — вмешался Вит. — Если человек захотел свести счеты с жизнью, никто не сможет ему в этом помешать. Зачем? Это выбор каждого.
— Ты говоришь страшные вещи, — побледнев, сказала Ольга, но Вит даже не посмотрел на нее.
— Оля, ты еще ничего не поняла? Страшное уже произошло, — с какой-то чудовищной мягкостью произнес Вит. — И, судя по всему, самое интересное впереди. Один из нас спятил и повесился, точка. С этим надо как-то дальше жить, врубаетесь?
Я вздохнул поглубже и, оглядев присутствующих, произнес:
— Раз уж пошли такие разговоры, то лично я не уверен, что Дэн сам свел счеты с жизнью.
