На следующий день части Георгиевской штурмовой заняли оборону по фронту в шести-семи километрах от Стамбула. Линкоры «Императрица Екатерина Великая», «Три святителя» и «Евстафий» встали на позиции, готовясь при необходимости поддержать сухопутные силы своим огнем. Колчак, несколько оклемавшийся после бурных событий дня вчерашнего, развил бешеную деятельность, и уже к вечеру трофейный георгиевский линейный крейсер «Гебен» под завязку загрузили углем, а на борт поднялся сводный экипаж для перегонки «жемчужины» Черного моря в Севастополь.
На военном совете, который командование флота провело совместно с командованием дивизии, Александр Васильевич настаивал на немедленной атаке укреплений на Дарданеллах, но этому, к его полному изумлению, решительно воспротивились не только Анненков со Львовым, но и офицеры его штаба во главе с начальником штаба, командующим минной дивизией адмиралом Плансоном[124].
– Господин командующий, – Плансон встал, одернул китель, – сейчас атака на Дарданеллы не принесет такого же успеха, как штурм Босфора. Я ни на йоту не сомневаюсь, что воины генерал-лейтенанта Анненкова не только смогут взять артиллерийские позиции турок, но и продвинуться вперед, вплоть до границ Болгарии или даже на соединение с Салоникским фронтом. Но вот во что обойдется им эта операция, это совершенно другое дело. Лишенные внезапности, войска понесут значительные потери, а рисковать боеспособностью ТАКОГО соединения в условиях, когда исход войны еще не ясен – безумие. Государь и Россия нам не простят.
– А я скажу проще, – поднялся со своего места Анненков. – До тех пор, пока моих бойцов на линии обороны не сменит хотя бы один полнокровный корпус, а Стамбульский порт не заработает на полную мощность, я шагу с нынешних позиций не сделаю. Ни назад, ни вперед. И считаю, что на этом вопрос можно закрывать: моя дивизия подчиняется лично государю-императору, так что все остальные приказы на меня не распространяются.
Встретив такой единодушный отпор, Колчак нахмурился. Тонкие пальцы стиснули карандаш в серебряной оправе с такой силой, что все явственно расслышали хруст. Львов наклонился к Анненкову и прошептал:
– Оно, конечно, Александр Македонский – герой, но зачем же стулья ломать?
– Нашел, когда фильм «Чапаев» цитировать, – так же тихо ответил ему Борис. – Ведь обещал…
К его удивлению, Глеб быстро поднес ко рту платок, чтобы скрыть душивший его смех. А через секунду перед Анненковым лег листок, на котором четким почерком его друга было написано: «Ты что плетешь?! Это – из «Ревизора» Гоголя! Тундра неэлектрифицированная!»
На следующий день в Стамбул прибыл начальник Севастопольского порта адмирал Новицкий[125]. Павел Иванович энергично взялся за дело организации передовой базы Императорского Черноморского флота, справедливо рассудив, что «русский солдат крепко поставил ногу на берег Проливов». Уже через два дня закончилась расчистка батарей европейского берега и туда стали прибывать расчеты из состава сил Севастопольской базы флота. Одновременно с этим в порт Стамбула непрерывным караваном пошли суда с необходимым портовым оборудованием, механизмами и быстросборными конструкциями. В деле восстановления Стамбульского порта Новицкий активно сотрудничал с Львовым, привлекая свободных солдат дивизии к необходимым работам, и однажды Анненков стал невольным свидетелем их разговора…
– …Глеб Константинович, голубчик, я прекрасно понимаю, что в бою может случиться всякое. – Новицкий по-бабьи всплеснул руками. – Очень хорошо вас понимаю. Но объясните мне, пожилому человеку: каким образом вашим солдатикам удалось свалить портовый кран? И главное – зачем?!
Львов крякнул и покраснел. Этот кран повалил он сам, с таким расчетом, чтобы тот, упав, накрыл пулеметное гнездо противника. Взрыв двухпудовой мины под одной из опор аккуратно уложил кран в нужное место, вот только как объяснить это адмиралу?..
– Вы, батенька мой, уж прикажите на место его поставить, – попросил Павел Иванович. – Непременно поставить, а то ведь он же подъездные пути перекрывает…
– Павел Иванович, но ведь, если мне не изменяет память, там рядом еще парочка стоит, нет? – Положительно Львов понятия не имел, куда девать руки. – Может, ими его и поднять?
– Инженеров нет, чтобы такое рассчитать, – развел руками Новицкий. – Впрочем, Глеб Константинович, голубчик, я слышал, будто вы – изрядный конструктор. Вот вам, как говорится, и карты в руки. Рассчитайте нам этот подъем, а я за вас век Бога молить стану. Ведь, рассудите, в самом деле: что же это такое, когда кран – и прямо на путях? Вы уж постарайтесь…
Львов тяжело вздохнул:
– Я так понимаю, что никакого способа выпутаться из этой кабалы у меня нет?
– Голубчик вы наш! Да ведь кран…
Львов снова вздохнул:
