– Военному совету о произошедшем доложит Леневра Рене. Ее сын – лучшее доказательство того, что завеса таит угрозу, и ее не страшат клейма позора, – как ни в чем не бывало продолжил Иттан, переплетая пальцы с моими.
– А она спрашивала, как ты ослеп?
Его рука была такой теплой и знакомой, что мне казалось: я помню наизусть каждый шрам, каждую впадинку. Помню родинку у мизинца и вздутую венку, ведущую к запястью.
Кажется, я намертво прикипела к нему. В груди сводило, если Иттан дотрагивался до моей руки. Жадно ловила его поцелуи и с нетерпением ждала, когда он по-хозяйски прижмет меня к себя. Мне нравилось, как он дышит. Просто нравилось, и все. Это не описать словами – только покалыванием в пальцах и сладкой судорогой, когда чье-то дыхание касается твоей шеи и по коже ползут мурашки.
– Я честно признался, что входил в поисковый отряд и рухнул в завесу, спасая тебя. Даже если раскопают записи о назначениях, то откуда им знать, как именно меня зовут? – Тон его голоса был холоден. – Знаешь, что еще странно? Тогда, во время последнего боя, я начал что-то видеть. Тени, очертания – но видеть. Теперь же вновь чернота. – Он потрогал попеременно левый и правый глаза, будто уверяясь, что они до сих пор в глазницах.
– Что сказал целитель?
– Он долго осматривал меня, даже попытался уличить во лжи, – Иттан хмыкнул, – но в итоге признал: зрение утеряно. Магических причин не уловил, флер истинной силы если и был, то стерся. – Я повторила про себя красивое слово «флер». – Глаза целые, повреждений никаких. Я просто не вижу, и все.
Но не бывает же, чтобы человек просто так перестал видеть! Ничем не болея. Вошел в завесу зрячим – вышел слепцом. Мне хотелось топнуть ногой и прикрикнуть на богов, что посылают хорошим людям такие испытания, пока плохие здравствуют.
– Так не бывает, – вслух повторила я. – Мы должны найти способ! Я уверена, тебя можно излечить, иначе бы я прочитала о слепоте заранее. Подожди-ка, – пососала нижнюю губу, вспоминая предсказание. – Ведь кое-что осталось. На твоих глазах до висков красный след как от повязки.
– Он жжется, – согласился Иттан, проведя по следу пятерней.
– Что, если это и есть метка?
Я пересказала подробно, что именно разглядела в книге. Как перебрасывала буквы, словно петельки вязания; как те нехотя перестраивались, рождая новое слово.
– То есть я мог умереть, а ограничился отметиной, – отчего-то весело, хоть веселье это было шальным, подытожил Иттан.
– Рейк рассказывал мне, что его нога тоже покраснела. И невыносимо чесалась. А потом она загноилась.
– То есть ты думаешь, у Рейка была метка? Каковы шансы, что меня ждет подобная участь?
– Не знаю, – честно призналась я. – Мне нужна книга.
– Найдем, – пообещал Иттан.
Ночь была прекрасна. Небо нависло над головами. Казалось, протяни ладонь, и пузатые звезды рухнут в нее горстями. Я привычно кралась, обходя стороной фонари и горящие светом окна. Иттан ступал осторожно, но, будто привыкнув к слепоте, гораздо увереннее. Реже спотыкался, почти не водил рукой – второй держался за мой локоть – в поисках опоры.
– Никогда не думал, что столица пахнет… так, – прошептал он, шумно втягивая ночной воздух.
– Как?
Помоями, болезнью, сточными водами?
– Домом, – ответил Иттан. – Теперь, когда мне не подвластно зрение, остальные чувства будто бы обострились. И запахи стали куда глубже. Я, как бы это объяснить, – он на мгновение остановился, – гораздо лучше слышу, чувствую оттенки ароматов. Дышу полной грудью. Нелепо, да?
Мы дошли до постоялого двора «У корыта». Тот пользовался настолько дурной славой, что хозяин даже гордился ей. Да-да, говаривал он, вон там убили стражника, а тут двое воровских главарей раскрошили друг дружку в мясо.
Зато в «У корыта» никого не волновала внешность и род деятельности. И еще здесь очень не любили крыс Затопленного города – потому как ошивались в основном бандиты из трущоб. На всякий случай я опустила голову – мало ли нарвусь на знакомых, – навесила на лицо скорбную мину. Грустные всегда менее приметны, а вот счастливых, довольных или просто улыбчивых замечают сразу же.
Но в целом шансов быть увиденной «своими» почти нет. Всяко лучше, чем спать в подворотне (и быть отловленной утренними стражниками) или искать ночлега в нижней части города (и быть обворованной тем, кто когда-то звался товарищем).
– Сегодня переночуем тут. А завтра двинемся в путь. Надо было все же согласиться на предложение Леневры и заночевать в ее поместье.
– О нет, поверь, эта женщина – не та, чьим гостеприимством ты жаждешь воспользоваться. К тому же я боялся, что она в итоге вспомнит меня. Мы встречались несколько раз в стенах академии, но тот я, конечно, был другим.
Иттан провел кончиками пальцев по рваной куртке, запачканной в саже и песке.
Я помнила, каким он был. Светловолосый граф из верхних. Подстриженный по последней моде, одетый в отглаженное и свежее. Красивый до умопомрачения. Но такой одинокий, будто бы покинутый всеми, кому доверял.
