Стоять было трудно, земля все еще вращалась, спасибо Галилею… Янычар засмеялся. Чертов Галилей…
Сколько он прошел?
Не помнит. Не знает.
Прогремел выстрел – мутант сунулся из-за деревьев к Янычару и схлопотал пулю в голову. Хорошо стреляют ребята, одобрил Янычар. Я скоро приду… Осталось совсем немного.
– Совсем чуть-чуть, – прошептал Янычар.
Кто-то подбежал к нему, подхватил под руки.
– Ребята, там… – прошептал Янычар. – Там, в поселке… Застава… Там дети… Пошлите БМП, седьмой дом справа от ворот, такой… двухэтажный… ворота кованые…
– Нормально, браток, нормально…
– Какой, на хрен, нормально… Я же говорю – броню пошлите за детьми… пошлите… Или дайте мне БМП… Я сам… – Янычар почувствовал, что теряет сознание, попытался все-таки объяснить, что нужно ехать, быстрее ехать, иначе Кравец… этот прапор… я знаю, где антивирус… спасите детей, и я скажу, где антивирус… Я…
Янычар потерял сознание. Было так обидно – он ничего толком не объяснил… Не объяснил…
Тишина.
Как здорово вот так просто лежать… висеть в густом тумане, не чувствуя ни своего тела, ни боли, ни усталости… Он так и не смог выбраться из этой каши. Завяз. Кто бы мог подумать, что Янычар – циничный и прагматичный Янычар – так поведется на детей. Спасти детдомовцев… Себя спасти?
Если бы кто-то тогда, давно, в его детстве, попытался сделать его человеком, не убийцей, не защитником Родины и ее хозяев, а человеком, может, все сложилось по-другому…
Теперь об этом можно забыть.
Можно висеть неподвижно в густом и упругом тумане, ни о чем не думая, ни о чем не жалея… И никого не жалея. Ведь по сути, он был прав. Всю свою порченую жизнь – прав. Пока ты никого не жалеешь, пока четко понимаешь, что по эту сторону линии фронта ты, а по ту – весь остальной мир, то ты будешь жить. Никому не доверять, ни к кому не поворачиваться спиной. Нет друзей, есть только инструменты для выживания. Использовал очередного – выбросил и пошел дальше.
Один раз. Всего один раз он попытался быть другим – и ничего у него не получилось. Ничего…
– Живой? – прозвучало над самым ухом.
– Что? – спросил Янычар.
– Я вот удивляюсь, что ты живой, – сказал Петруха. – Полспины ему отъели, руку обглодали, а он живой. И ведь добежал до бункера, не подох по дороге. Тут все удивляются.
– Ты здесь откуда? – спросил Янычар, не открывая глаз.
– А приехали за нами. Две БМП прикатили, красиво так, мы потом по шоссе прорывались – то еще удовольствие. Я два ствола к пулемету спалил, отстреливаясь. Но детей привезли. Старика твоего, китаезу…
– Он филиппинец, – прозвучало с другой стороны, но тоже рядом.
– Хорошо-хорошо, филиппинец. Его тоже привезли. А чекист твой… Там остался. Отказался ехать, сказал, что не может… с детьми. И в бункер – не может. Если захочет – выживет. Там у него и жратва, и оружие. В доме закроется – выживет. А если не захочет жить – так от себя не спрячешься. Так ведь? – Петруха шмыгнул носом.
– А что Кравец? И эта его банда? Разминулись? – Янычар открыл глаза – над головой был плохо побеленный потолок, покрытый сетью трещин и кровавыми мазками раздавленных комаров.
По молодости, когда еще срочную служил и попал в госпиталь, Янычар и сам так давил комаров – бросая подушку в потолок.
Что-то армейское. И запах тоже. Лизолом пахнет. Такой едкой жидкостью для дезинфекции. Времена меняются, а запахи в армии остаются одни и те же.
– Так что Кравец?
– Нет его. Испарился, – сказал Петруха. – Не хрен было ему с тобой по рации болтать, об этом острове рассуждать да о том, что нужно антивирус уничтожить… Тутошние разговор засекли, связались с бригадой прикрытия. А те взяли и влупили четырьмя ядерными снарядами. Ты вспышки видел? Или уже без сознания был? В общем, больше нет поселка Удача. И Кравца нет…
– Ядерными зарядами?
– Ага, из «Тюльпанов». А чего стесняться? Америки и всяких там ООНов нет, жаловаться некому. А таких, как этот Кравец, в живых оставлять нет смысла. Вокруг и так смерти полно, а тут еще и он…
– Хорошо, – прошептал Янычар. – Так это… получается, что можно было и не бежать через лес…
