маленького ребенка. Это была любовь. Говорят, она всегда права. А чувство вины
не оставляло меня всю жизнь. Не люблю разборок, ссор, скандалов и всю жизнь
пытаюсь всех унять, умаслить, передурить – только бы было тихо. Сама
взрываюсь редко, но, говорят, страшно – зверею. Знаю это в себе, боюсь таких
проявлений.
Прощения просить не стесняюсь, от других извинений не требую. Над
ролями работаю трудно, но наверное, это дело трудное, тут уже не до характера.
Люблю перекручивать слова, понятия, говорить от обратного, наоборот. Отсюда
много прибауток про меня у тех, кто рядом.
Старость принимаю трудно – злит фигура и лицо. Хочется, чтобы глаза
видели как раньше и зубы кусали что хочется. Это нелепо, но мысли об этом
постоянные.
Любовь. В детстве любила всех, восхищалась всеми. Костю полюбила, как
будто второй раз родилась. Пришло счастье рядом с бедой – Костин туберкулез.
Сразу стала очень взрослой. Читая старые свои дневники, вижу, что всегда было
51
мне тревожно. Странно, но не вспоминаю, что была бедна. Огорчалась, что
нечего надеть, но как-то по касательной, не зацикливаясь. Есть люди, умеющие
носить славу как фрак, как бальное платье. А есть феномены, которые носят ее
как ватник или старую поношенную спецовку. Хейфиц называл меня артисткой
не для праздников.
Легко одалживала, но отдавала в срок. Легко и часто даю взаймы, легко и
часто забываю, кто что должен. На земле люблю все: каждую травку, каждый
листик, и росу, и изморозь, дождь и снег… Солнце – моя потребность. Ночей
побаиваюсь, темноты не люблю, глубин не люблю морских, подземных. Только
