– Хорошо. Не отдам. Скажи, откуда у тебя эти монеты?
– Нашел, – он хлюпнул носом, прижимая лицо к Аниной куртке, явно намереваясь измазать ее соплями.
В других обстоятельствах Аня, скорее всего, брезгливо отстранила бы от себя грязного мальчишку, но сейчас, сейчас ребенок представлял для нее ценность. Уже потому, что из него запросто высыпались сразу же штук десять монеток – самое меньшее, на тысячу зеленых…
А сколько еще в карманах?
– А зачем тебе эти монеты? Может, поменяешь их на настоящие? Хочешь?
Мальчик дернулся в сторону, так что Аня сумела, наконец, разглядеть его лицо. Огромные детские глаза были полны ужаса, губы тряслись.
– Не отбирайте! Правда, не отберете?
– Отберу и сдам тебя в твой дом ребенка, если не скажешь всей правды. – Аня насупилась.
– Мама и папа… – захныкал мальчик, сверкая полными слез глазами, – они там, а я здесь.
На мгновение Аню точно ведром холодной воды окатило: пацан знал ту же тайну и звонил родителям!
– Где телефонная будка? – очень тихо спросила Аня, уверенно взяв беспризорника за руку.
– Там, – тот махнул свободной рукой в сторону дома ребенка, – там, у детской площадки.
– Работает?
– Только что звонил, – мальчик расслабился.
– Хорошо. Верю. – Аня поднялась и, все еще не выпуская кисть ребенка, повела его в сторону ближайшего дворика. Малыш не пытался сопротивляться. Вместе они дошли до первой попавшейся лавочки. Сели. Аня достала из кармана пачку сигарет и, поглядывая на мальчика, закурила.
Почему-то она вдруг осознала, что наличие общей тайны накрепко соединило их, и мальчишка не убежит.
Скамейка стояла в круге желтоватого фонарного света.
– Давно ты знаешь про монеты? – Аня выпустила облачко дыма, открыла сумку и, вытащив оттуда серебристый монетосборник, неумело попыталась раскрыть его.
– Недавно. Какие-то чужие дяди приходили к нам на территорию ночью, звонили. Я однажды видел, как они… – мальчик замялся, и Аня поняла, что он чуть не выдал свой секрет.
Впрочем, какой ребенок может долго хранить тайны?
Наконец она справилась с контейнером, на скамейку высыпалась горстка старых двушек. Черных монет среди них не было.
Аня не могла скрыть разочарования. Теперь она сосредоточилась на единственных реальных монетах – тех, что были у мальчика.
– Ты не знаешь, где мы находимся? Адрес тут какой?
Беспризорник пожал плечами.
– А ты где собираешься жить, если не вернешься в дом ребенка?
– Я уже живу, – мальчик неопределенно махнул в сторону ближайшего дома, – в подв… – плечи вдруг резко рванулись вверх, словно его кто-то схватил невидимой рукой за шкирку. Глаза наполнились влагой.
– В подвале жить плохо. – авторитетно заявила Аня. – Крысы или какие-нибудь нехорошие люди могут… – она замялась, не зная, можно ли разговаривать с ребенком о таких вещах. – А что ты ешь?
Мальчик вздохнул.
– Голодный?
– Не знаю, – он пожал плечами.
– Как тебя зовут?
– Казик. То есть, Казимир.
– Понятно. Родители, стало быть, умерли, и ты звонил им по телефону.
Казик шумно втянул в себя сопли.
– Ладно. – Аня примиряюще улыбнулась. – Не дрейфь, мы в одной лодке, тоже звоню своему мужу. Только монеты пока что закончились, – она улыбнулась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
– Возьмите, пожалуйста, – мальчик сунул руку в карман и извлек оттуда сразу же четыре черные монеты. Целое состояние!
«Если он, не моргнув глазом, может выдать незнакомому человеку сразу столько, сколько же у него их на самом деле?»
Аня изобразила на лице улыбку.
– Спасибо, Казик. Но это совсем не нужно. – Она поспешно отбросила в сторону недокуренную сигарету, опасаясь, что трясущиеся от алчности руки выдадут ее. – Вот что, раз уж мы с тобой друзья по несчастью, может, пойдешь ко мне жить? Честно. В милицию заявлять не буду. Будку, из которой я раньше звонила, демонтировали… – она прочла непонимание на лице Казика и поправилась, – сняли ее и поставили на машину. Видел, грузовик возле вашего садика стоит?
