Слово «мужчина» она выдохнула оргастически.
Познакомились. Внезапные роликовые визитеры оказались супругами Бобриковыми, Владимиром Петровичем и Региной Витольдовной. Они были очень взволнованны. Задыхаясь, обмахиваясь в изнеможении ладошками и елозя роликами по полу, супруги (то есть в основном Регина Витольдовна) рассказывали, что вот буквально полчаса назад, проезжая мимо дачи номер двадцать пять… Кататься на роликах по утрам очень полезно… Особенно если сначала принять холодный душ… И, проезжая мимо… А Владимир Петрович сегодня не в форме, и возле руин пансионата он упал, рассадил колено… Вот, смотрите, колено. И они поехали к полю, там ведь много подорожника… Подорожник – это полезно… И вот проезжая мимо двадцать пятой дачи, они через открытую дверь… Ну зелененькая такая дача, знаете, вроде вашей. Они ехали, взявшись за руки, для равновесия, и у Владимира Петровича колено еще ныло… И вот. Через открытую дверь. Двадцать пятой дачи. Они отчетливо увидели неподвижные ноги висящего человека.
– Мужчины! – уточнила Регина Витольдовна.
Мобильники у обоих в этой глуши не ловили. По дороге к даче Сергея супруги стучались еще к кому-то, в несколько домиков, но им никто не открыл. Теперь они направлялись к директору дома отдыха и умоляли, чтобы Сергей, молодой и крепкий мужчина (тут мадам Бобрикова опять шумно выдохнула), проводил их. Потому что очень страшно, когда во время размеренного отдыха и единения с природой находишь вдруг висельника.
Супруги были напуганы и, по их многократным признаниям, совершенно сбиты с толку. Владимир Петрович не разделял детективного энтузиазма жены и полагал, что неизвестный мог повеситься сам или стать жертвой несчастного случая – всякое ведь бывает. Регина Витольдовна настаивала на версии убийства, и глаза у нее при этом молодо вспыхивали. Вяло отметив про себя, что супруги являют собой весьма интересные характеры для средней руки бытописателя, Сергей попытался их выпроводить. Он ссылался на недосып, творческий процесс и необходимость позавтракать. Но Бобриковы рыли роликами половицы, причитали, упрашивали и напирали на уважение к возрасту. Особенно Регина Витольдовна, Бобриков-муж в основном молчал и отдувался.
И Сергей сдался.
По дороге к домику директора Регина Витольдовна, молодо сверкая глазами, рассказывала ужасы – про вскипающую преступность, про первобытно жестокие банды и про маньяков с высшим образованием. Про отрезанные детские уши. Про изнасилованных и закопанных в ельнике студенток. Про слесаря, который залезал в окна на первых этажах и убивал обнаруженных за окнами женщин, причем каждой обязательно разбивал голову о батарею центрального отопления. Про мальчика, который сначала душил цыплят, а потом сжег родительский дом вместе с родителями. И про сатанистов, которые по всей стране в год убивают как минимум 500 человек – с целью жертвоприношения дьяволу.
Регина Витольдовна была непоколебимо уверена в том, что повешенный неизвестный стал жертвой убийства, возможно – совершенного маньяком или сектантами. Ее мягко сморщенные пальчики дрожали от возбуждения. Сергей, утомленный потоком криминальной хроники, без особого азарта предположил:
– А может, кого-то просто все достало, он уехал сюда, подальше от всех, и повесился?
– Как – уехал? Как – достало?! – всполошилась Регина Витольдовна, у которой рушились теории.
– Кстати, очень здравая мысль, – хмуро поддержал Сергея Бобриков, чиркая роликами по старому, потрескавшемуся асфальту.
Дверь домика директора, кремовой дачки среди неухоженных кустов чубушника, оказалась запертой. Окна были наглухо заклеены газетами за 1994–1995 годы. Между рамами, кротко подняв иссушенные лапки, лежали дохлые мухи. Было не похоже, что тут есть жизнь, но Сергей решил на всякий случай постучать и позвать директора.
– Его как зовут-то? – спросил он перед тем, как размахнуться.
– Не знаю! – запаниковала Регина Витольдовна. – Вова? Как зовут директора?!
Бобриков пропыхтел что-то неопределенное.
– Кто-нибудь! – сбивая кулаком с двери струпья оставшейся краски, крикнул Сергей. – Извините! Есть кто?
В наступившей тишине громко жужжали слепни, привлеченные распаренным человеческим телом.
Владимир Петрович вызвался поискать в пристройке, в которой раньше была библиотека. Двенадцать лет назад там, в окружении стеллажей с книгами, целыми днями дремала белесая и вялая, как слабосоленая сельдь, библиотекарша. А Регина Витольдовна в сопровождении недовольного Сергея покатилась к столовой.
Остроглазый начинающий писатель еще издали углядел на двери столовой темную нашлепку навесного замка, но промолчал. Когда они подошли ближе, из-под крыльца вылезла тощая кошка, глянула на посетителей дикими глазами и исчезла в кустах. Вспомнив откормленных писательскими женами котов, медитировавших на теплом асфальте вокруг столовой, Сергей озадаченно сдвинул брови. Из кустов раздался истошный писк. Кошка кого-то ела.
Из-за двери не доносились аппетитные запахи, и с детства знакомого Сергею позвякивания столовской посуды тоже слышно не было. Более того – окна на первом этаже оказались плотно заколочены досками.
– Странно, – сказала Регина Витольдовна, и в ее маленьких глазках блеснул азарт. – А вы в столовую в этом сезоне ходили?
Сергей признался, что приехал только вчера вечером, и, не удержавшись, ехидно заметил, что в явно закрытую столовую ходить, по его мнению, затруднительно. Регина Витольдовна еще что-то говорила, но он не слушал. О том, что за столько лет порядки в доме отдыха могли измениться, а столовая
