листья, половина сосен побурела на манер сира Бенниса, и под ними лежала опавшая хвоя. Плохо дело, подумал Дунк. Одна искра — и все это заполыхает что твой костер.
Вдоль Шахматного ручья, однако, стеной росли молодые ивы, крапива и ежевика. Двое рыцарей, чтобы не продираться сквозь эту чащу, перешли через русло на сторону Холодного Рва, где лес вырубили под пастбище. Среди бурой травы с увядшими полевыми цветами бродили черноносые овцы.
— Нет глупее скотины, чем овцы, — промолвил Беннис. — Они тебе, часом, не родня? — Дунк не ответил, и он снова засмеялся, будто закудахтал.
Еще через пол-лиги они увидели плотину — небольшую, но крепкую с виду.
Ручей перегородили двумя палисадами из древесных стволов, не потрудившись снять с них кору, а в промежутке накидали камней и плотно утрамбовали землю. За плотиной ручей стекал в канаву, ведущую на поля леди Веббер. Дунк привстал на стременах, чтобы лучше видеть. На солнце сверкала целая сеть более мелких канавок — они разбегались во все стороны, как паутина. «Воду нашу воруют!» Дунк вознегодовал, особенно когда сообразил, что деревья для запруды взяты явно из Уотова леса.
— Ну что, чурбан, поглядел? — спросил Беннис. — Нет бы остаться при том, что ручей высох. Началось с воды, а кончится кровью — моей и твоей, по всему видать. — Бурый рыцарь обнажил меч. — Ну что ж, делать нечего. Вон они, землекопы проклятые. Надо их постращать. — Он пришпорил свою лошадку и поскакал по траве.
Дунку ничего не оставалось, как последовать за ним. На поясе у него висел длинный меч сира Арлана, славный клинок. Если у этих людишек есть хоть капля ума, они разбегутся, думал он. Из-под копыт Грома били фонтаны сухой земли.
Один землекоп бросил заступ, увидев скачущих рыцарей, но этим дело и ограничилось. Они стояли в ряд, десятка два человек — высокие и низенькие, молодые и старые, все загоревшие дочерна, с лопатами и кирками в руках. Беннис сдержал коня.
— Это земля Холодного Рва, — крикнул кто-то из рабочих.
— А это вода Осгри. — Беннис показал мечом в сторону ручья. — Кто поставил эту паршивую дамбу?
— Мейстер Серрик, — сказал молодой землекоп.
— Он только указывал — делайте то да делайте это, — поправил его старик, — а строили мы.
— Вы строили, вы и разбирайте.
Землекопы смотрели молча, с угрюмым вызовом. Один утер потный лоб.
— Да вы никак оглохли, — проворчал Беннис. — Может, мне пару ушей отрубить? Кому первому?
— Это земля Вебберов, — упрямо повторил старик, тощий и сгорбленный. — Нет у вас права тут находиться. А вздумаете нам уши рубить, миледи вас живо в мешок и на дно.
Беннис подъехал поближе.
— Я тут никаких леди не вижу, только наглое мужичье. — Он ткнул мечом в голую коричневую грудь старика, и на ней проступила кровь.
— Уберите меч, — вмешался Дунк, решив, что Беннис заходит слишком далеко. — Это не они придумали, им мейстер велел.
— Это для урожая, сир, — подтвердил другой крестьянин. — Пшеница у нас сохнет и груши.
— Либо груши погибнут, либо вы.
— А вы нас не пугайте, — снова подал голос старик.
— Не пугайте? — Меч Бенниса, свистнув, раскроил старику лицо. — Я сказал — либо груши, либо вы.
Напрасно он так. Дунк, видя, как хлещет из раны кровь, сдержал свою ярость — ведь они с Беннисом действовали заодно.
— Уходите, — крикнул он землекопам. — Возвращайтесь в замок своей госпожи.
— Бегом! — добавил сир Беннис.
Трое побросали свои орудия и побежали, но один кряжистый парень покрепче перехватил кирку и сказал:
— Их всего двое.
— Лопаты против мечей — глупая затея, Йорген, — произнес старик, зажимая рану. — Погоди. Дело этим не кончится.
— Еще слово, и конец придет тебе, — посулил Беннис.
— Мы никому не хотим зла, — сказал старику Дунк. — Нам нужна только вода, больше ничего. Скажи об этом своей госпоже.
— Скажем, — заверил задиристый парень с киркой. — Все как есть скажем.
Домой они ехали напрямик, через Уотов лес, радуясь скудной тени, которую еще давали деревья. И все равно они изжарились. В лесу предположительно водились олени, но единственной живностью, которая встречалась им, были мухи. Они жужжали вокруг головы Дунка, лезли Грому в глаза и раздражали коня невыносимо. Неподвижный воздух действовал удушающе. В Дорне дни тоже жаркие, зато ночи холодные — Дунк там кутался в плащ и все равно трясся. А на Просторе, даже здесь, ближе к северу, ночи ненамного прохладнее дней.
Пригибаясь под ветками, Дунк сорвал листок, и тот рассыпался у него в руке, как тысячелетний пергамент.
