— Нет. — Эг помолчал. — Или да?
— Бывает, хотя и редко. Иначе ты чаще получал бы в ухо.
— Сегодня вы уже дали мне в ухо. Там, у ворот.
— Так, слегка. Будь это настоящая затрещина, ты бы почувствовал.
— Зато вам Горячая Вдова залепила как следует.
— А ты и рад. — Дунк потрогал распухшую губу. «Твоему отцу, однако, в ухо никто никогда не давал — возможно, потому он и получился таким, как есть, принц Мейекар». — Когда король назначил лорда Красного Ворона своим десницей, твой лорд-отец отказался войти в королевский совет и удалился из Королевской Гавани в собственное поместье, — напомнил он Эгу. — В Летнем Замке он остается уже полтора года. Конечно, он дуется, иначе не скажешь.
— Я бы сказал, что он гневается, — надменно промолвил Эг. — Его величеству следовало бы назначить десницей его. Он брат короля и лучший в стране военачальник после смерти дяди Бейелора. А Красный Ворон даже не лорд — его просто сделали лордом. Он колдун и человек низкого происхождения.
— Не низкого, а незаконного. — Пусть Красный Ворон не настоящий лорд, но кровь в нем благородная с обеих сторон. Мать его была одной из многих любовниц короля Эйегона Недостойного. Бастарды Эйегона стали проклятием Семи Королевств с самой кончины старого короля. На смертном одре он узаконил их всех — не только Красного Ворона, Жгучего Клинка и Черное Пламя, чьи матери были благородными дамами, но и остальных, зачатых им от трактирных девок, купеческих дочек, лицедеек и всех пригожих крестьянок, какие только попадались ему на глаза. Девиз дома Таргариенов — «Пламя и кровь», но сир Арлан говаривал, что Эйегону следовало бы взять другой: «Вымыть ее и привести ко мне». — Король Эйегон очистил его от клейма побочного сына, как и всех прочих.
— Прежний верховный септон говорил моему отцу, что у короля один закон, а у богов другой, — не уступал Эг. — Отец и Матерь благословляют детей, рожденных в законном браке, но бастарды родятся от похоти и слабости человеческой. Король Эйегон сделал своих бастардов законными, но натуру их изменить не мог. Верховный септон говорил, что всем бастардам на роду написано быть изменниками — и Черному Пламени, и Жгучему Клинку, и даже Красному Ворону. Лорд Риверс, мол, просто хитрее, чем двое других, но в конце концов он себя покажет. Верховный септон советовал отцу никогда не доверяться ни ему, ни другим бастардам, какого бы рода те ни были, знатного или простого.
«На роду написано… Рождены от похоти и слабости человеческой».
— Эг, — сказал Дунк, — а ты никогда не думал, что я тоже бастард?
— Вы, сир? — опешил мальчик. — Вы не такой.
— Все может быть. Я ведь не знаю, кто была моя мать и что с ней сталось. Может, я родился таким большим, что убил ее, но скорее всего она была шлюхой или служила в трактире. Знатные леди на Блошином Конце не живут. А если она была замужняя, то куда отец подевался? — Дунк не любил вспоминать о своей жизни до сира Арлана. — Я все ходил в одну харчевню — сбывал там крыс, кошек и голубей на жаркое, так повар всегда говорил, что отец у меня был не иначе как вором. «Бьюсь об заклад, что видел, как его вешали, — говорил он, — хотя могли и на Стену отправить». Потом я спрашивал у сира Арлана, нельзя ли нам поступить на службу в Винтерфелл или другой какой северный замок. Все думал — вот доберусь до Стены и встречу там старика, высоченного, как я. Но мы так и не добрались до нее. Сир Арлан сказал, что на Севере межей нет, одни леса, а в них волки. Короче говоря, — подытожил Дунк, — очень может статься, что ты служишь в оруженосцах у бастарда.
Эг впервые на памяти Дунка не нашелся с ответом. Сумерки вокруг них сгущались, между стволами порхали, как летучие звезды, светляки. На небе тоже высыпали звезды — столько, что ни одному человеку не сосчитать, даже если он доживет до лет короля Джейехериса. Дунк без труда находил среди них старых друзей: Жеребца, Свинку, Королевскую Корону и Фонарь Старицы, Галею, Призрака, Лунную Деву. Но голубой глаз Ледяного Дракона, тот, что смотрит на север, скрыли набежавшие облака.
Когда они добрались до дома, взошла луна и осветила на холме высокую черную башню. В верхних окнах горел бледный желтый свет. Сир Юстас почти всегда отправлялся спать сразу после ужина, но сегодня он задержался. «Нас дожидается», — сказал себе Дунк.
Беннис Бурый Щит тоже ждал — он сидел на ступенях башни, жевал кислолист и точил при луне свой меч. Медленное шарканье камня по стали разносилось далеко. Как ни пренебрегал сир Беннис своей одеждой и собственной персоной, к оружию он относился заботливо.
— Никак чурбан воротился. А я уж сталь вострю, чтоб ехать к вдове вызволять тебя.
— Что-то наших людей не видно.
— Треб с Мокрым Уотом несут караул на крыше — вдруг вдова нагрянет. Остальные спать повалились, как убитые — я их здорово погонял сегодня. Пустил малость кровь большому недоумку, чтоб его разозлить. Он лучше дерется, когда злой. — Беннис ощерился в своей красно-бурой улыбке. — А тебе, я гляжу, губу расквасили. То-то — будешь знать, как камни переворачивать. Что тебе сказала женщина?
— Воду она оставит себе и вас тоже требует — за то, что поранили того землекопа.
— Так я и думал, — плюнул Беннис. — Сколько шуму из-за вшивого мужика. Он бы мне спасибо должен сказать — бабы любят мужчин со шрамами.
