Бови не то что задыхался — он просто не мог подчинить себе собственное тело.
Элвин не стал дожидаться, когда Бови посинеет, — он всего лишь дал ему почувствовать свое бессилие. Потом тот просто вспомнил, как надо дышать, и втянул в себя воздух.
— А теперь, когда мы установили, что вам нечего меня опасаться, — сказал Элвин, — давайте спасем двух ребят на самодельном плоту без дифферента.
И в белой пелене перед ними, в каких-нибудь пяти футах, возник плот. Еще один взмах веслами — и они стукнулись об него. Только в это мгновение двое на плоту их заметили.
Артур перебрался на нос с кормовым концом и перескочил на плот.
— Слава Богу! — воскликнул один из двоих терпящих бедствие.
— Вы прибыли как нельзя более вовремя, — сказал другой, выше ростом, помогая Артуру закрепить канат. — Плот ненадежный, а в таком тумане даже окрестностей не видно. Так себе поездочка, надо сказать.
— Рад видеть, что вы не пали духом, — засмеялся Элвин.
— Мы молились и пели гимны, — заверил длинный.
— Это сколько же росту в вас будет? — спросил, запрокинув голову, Артур.
— Я на голову выше собственных плеч, но подтяжек вполне хватает.
Нельзя было не почувствовать симпатии к этому человеку, и это сразу вызвало у Элвина подозрения. Если у него такой дар, то доверять ему опасно. Но в том-то и штука с такими людьми: ты не доверяешь им, и в то же время они тебе нравятся.
— Вы, часом, не адвокат? — спросил Элвин. Они уже приготовились взять плот на буксир.
Незнакомец выпрямился во весь свой рост и поклонился — такого неуклюжего поклона Элвин еще в жизни не видел. Одни колени и локти, сплошные углы, даже лицо напрочь лишено плавных линий. Этот малый настоящий урод. Надбровья выдаются, как у обезьяны, и все же… смотреть на него не противно, а улыбка у него на редкость теплая и приветливая.
— Авраам Линкольн из Спрингфилда к вашим услугам, джентльмены.
— А я Куз Джонстон из Спрингфилда, — представился другой.
— «Куз» — значит «кузен», — пояснил Линкольн. — Его все так зовут.
— Теперь стали звать, — уточнил Куз.
— Кузен? А чей? — спросил Артур.
— Только не мой, — ответил Линкольн. — Но он вылитый кузен, правда? Воплощение родственности, квинтэссенция седьмой воды на киселе. Начав звать его Кузом, я только подтвердил очевидное.
— Вообще-то я сын второй жены его отца от первого брака, — внес ясность Куз.
— Вследствие этого мы друг другу сводные никто, — сказал Авраам.
— Я особенно благодарен вам, ребята, за то, — взял слово Куз, — что мне теперь не придется выслушивать до конца самую невероятную басню, которую когда-либо плел старина Эйб.
— Никакая это не басня. Я слышал ее от человека по прозвищу Сказитель. Он поместил ее в свою книгу и не сделал бы этого, не будь она правдивой.
У «старины Эйба», который выглядел не более чем на тридцать, был острый глаз, и он сразу заметил, как переглянулись Элвин с Артуром.
— Вы его знаете? — спросил он.
— Он правдивый человек, это верно, — сказал Элвин. — Какую же историю он рассказал вам?
— О рождении одного ребенка. О трагической гибели его старшего брата — его убило несущееся по течению дерево, когда он спасал свою мать. Фургон застрял на середине реки, а у нее как раз начались роды. Однако он умер не сразу и прожил достаточно долго, чтобы новорожденный мог считаться седьмым сыном седьмого сына, у которого живы все братья.
— Возвышенная история, — сказал Элвин. — Я сам прочел ее в той книге, о которой вы говорили.
— И вы верите в нее?
— Верю.
— Я же не говорил, что это неправда, — вмешался Куз. — Просто это не та история, которую хочется слушать, когда тебя несет вниз по течению в миззипском тумане.
Эйб Линкольн пропустил это мимо ушей.
— Вотя и говорю Кузу: Миззипи еще милости во обошлась с нами по сравнению с тем, как поступила куда более мелкая речка с героями этого рассказа. А тут и вы подоспели — выходит, река проявила великую доброту к двум никудышным плотовщикам.
— Плот сами делали? — спросил Элвин.
