30
К нашему прибытию с мятежом в Анжу было покончено. Само прибытие герцога с большой по местным меркам армией отрезвило многих. Хватило осады всего одного замка. Через две недели засевший в нем барон сдался, выторговав сохранение жизни и владений. В наказание он должен был сравнять замок с землей и на новом месте построить себе каменный дом, окруженный только каменной стеной такой высоты, чтобы сидевший на коне человек мог заглянуть поверх нее во двор. Никаких рвов, башен, донжонов. В общем, жилье разбогатевшего крестьянина или купца.
Через неделю, когда прибыли покорившиеся нормандские бароны со своими рыцарями, все вместе мы отправились наводить порядок в герцогстве Аквитания. Первым на нашем пути было графство Пуату. Возглавлял в нем мятеж виконт Люк де Туар. Его отец вроде бы был на стороне герцогини Элеоноры и, следовательно, ее мужа Генриха, а вот сыну вздумалось побунтовать. Такое, конечно, часто бывает. Отец взрослому сыну не указчик. Однако меня насторожило то, что в любом конфликте, в котором непонятно было, кто победит, знатные роды сражались сразу на обеих сторонах. Как понимаю, идеологическая подоплека столкновения их мало интересовала. Воевали для того, чтобы получить награду от победителя. Поскольку трудно угадать, кому достанется победа, а проигрывать не хотелось, отец, или один из братьев, или зять шел сражаться за сеньора, а сын, или другой брат, или деверь — против. Рыцари — одно слово!
Генрих, герцог Нормандии и Аквитании, относился к этому с пониманием. У него не было сил, а потому и желания, переломать хребты крупным баронам. Приходилось играть по их правилам. Открытого сражения с нами избегали. Генрих Нормандский собрал под свои знамена около полутысячи рыцарей и около трех тысяч пехоты. Противник мог выставить раза в три меньше. Навыками партизанской войны рыцари не владели и даже презирали ее, поэтому боевые действия сводились к тому, что мы окружали замок и ждали несколько дней, грабя деревни. Замки здесь были покрепче, чем в Нормандии, с каменными донжонами. Брать такой штурмом — положить немало своих солдат. Но тогда и защитников живыми не выпустят. Поэтому мы и не штурмовали, а владелец замка или его кастелян, изобразив мужественное поведение и не дождавшись помощи (откуда она могла взяться?!), сдавался герцогу Генриху, каялся в грехах, приносил тесный оммаж и присоединялся к нашему войску, чтобы грабежами своих бывших союзников восстановить потерянное во время осады. В итоге страдали только крестьяне.
Военная кампания превратилась в увеселительное мероприятие. Каждый вечер в шатре герцога бароны собирались на пир, который затягивался допоздна. Непоседливый Генрих высиживал их до конца. Видимо, кто-то внушил ему, что такие попойки сближают его с подчиненными. Может быть. Но по моим наблюдениям, это сближение не мешало его вассалам изменять присяге по каждому поводу и даже без повода. Добавьте к этому позерство и хвастовство, которое равнялось только их жадности. Постоянно возникали ссоры, особенно между нормандскими рыцарями и анжуйскими и аквитанскими, которые заканчивались поединками. Если процесс нельзя остановить, его надо возглавить. Герцог Нормандский и Аквитанский превратил их в турниры. Сразу после захода солнца, когда было еще светло и уже не так жарко, рыцари выясняли отношения перед зрителями. Бились серьезно, пока один не падал тяжело раненным или мертвым. Победителю доставалась не только слава, но и доспехи и оружие побежденного, а если сражались конными, то и лошадь. А что армия уменьшалась — никого не волновало. Меня такие забавы не интересовали, держался со своим отрядом в стороне, хотя герцог Генрих предлагал мне поселиться в одном из его шатров. Мое нетипичное поведение не нравилось рыцарям, но связываться со мной побаивались. Пора было сваливать отсюда. Задерживало меня ожидание награды за нормандских мятежников. Герцог пообещал наградить после усмирения Аквитании.
Очередной замок располагался на высоком берегу реки Туэ — одного из левых притоков Луары, судоходного в этом месте. Я подумал, что мне удобно будет приплывать сюда на шхуне. Принадлежал замок вместе с восемью соседними деревнями Люку де Туару. Достался ему эта сеньория в наследство от матери. Кастеляном был рыцарь лет тридцати — самоуверенный, напыщенный тип среднего роста и сложения, на голове которого красовался надраенный до блеска шлем с гребнем из конских волос, выкрашенных в оранжевый цвет. Вел он себя очень дерзко, потому что был уверен, что замок не захватят, а в осаде мог просидеть несколько лет. За это время может умереть или герцог, или виконт, или сам кастелян. Генриху Норманнскому и Аквитанскому такое поведение очень не понравилось. Я решил воспользоваться этим и расположил свой отряд не в стороне, подальше от всех, как обычно, а рядом с замком на берегу реки. Мол, купаться в реке люблю, а здесь место хорошее для этого. Моя любовь к водным процедурам казалась рыцарям, в том числе и аквитанским, придурью. Сами они мылись только тогда, когда попадали под дождь или случайно сваливались в лужу.
Вечером я пораньше ушел с пира, сославшись на проблемы с пищеварением. Проделывал это не в первый раз, поэтому никто не удивился. Вернувшись в свой лагерь, вызвал Джона.
— Ну, что, вспомним молодость? — предложил ему, глядя на темный силуэт замка.
— Давно пора, — согласился он. — Надоело уже безделье.
— Накорми собак отравленным мясом, — приказал ему. — Закидывайте его со стороны ворот и рядом с ними.
Я предполагал, что придется захватывать крепости, поэтому запасся свежим ядом, приготовленным валлийской знахаркой. Умфра опробовал его в Уэльсе при захвате замков лордов Валлийской марки. По его словам, результат был превосходным. Сейчас проверим на пуатинских собаках.
— Затем подбери два десятка опытных парней с «кошками» в первый отряд и столько же во второй, — продолжил я. — Пойдем после полуночи.
— Сделаю, — заверил Джон.
