Неожиданно сноровисто поднявшийся на борт моложавый офицер с лихо подкрученными усиками был встречен на баке крейсера лейтенантами Иида и Нарута, после чего немедленно препровожден на мостик к контр-адмиралу. Откозыряв и представившись лейтенантом Берлингом, он заявил, что прибыл для вручения послания командира «Варяга» лично в руки японского командующего.
«Странно, – с легким привкусом раздражения отметил Уриу, – вообще-то, по логике вещей, на переговоры о капитуляции Руднев должен был прибыть сам. Или он ожидает на «Корейце» проведения второго раунда, а его лейтенант – не более чем прощупывание почвы? Интересно, догадывается ли этот молодой человек о том, что их ждет? Скорее всего, нет, уж больно дерзко и самоуверенно смотрит».
Примерно представляя себе общий смысл послания, японский адмирал неторопливо, смакуя момент, вскрыл его. На единственном вложенном листке был текст следующего содержания:
По мере чтения в голове Уриу выстраивались и рушились десятки идей и теорий: «Если это капитуляция «Варяга», то я – император Кореи! Черт бы побрал Бейли и Руднева, они что, заодно?! Маловероятно… Но даже если так, то в какие игры они играют? Зачем передавать мне мой же, немного переделанный, ультиматум? Эскадра готова к бою, «Варяг» без хода, шансов у него как не было, так и нет. Вернее их стало меньше чем «нет» – русский крейсер стоит на якоре под прямой наводкой моих орудий…
Что они этими глупостями выиграли? Полчаса времени? Или это обещанный Бейли блеф Руднева? Но почему тогда такой наглый и глупый? И зачем «Кореец» обвешан парусами и выглядит как пугало, а не боевой корабль? Впрочем, возможно, это объясняет, почему прислан лейтенант. На второй раунд стоит ожидать кого-либо посерьезнее, того, кто может сам принимать решения», – при этом ни один мускул не дрогнул на бесстрастном лице контр- адмирала.
«Восточная школа, – подумал про себя Берлинг, – как жаль, любезнейший, что я не увижу выражение твоего лица минут через двадцать. Ну, ничего, обойдусь собственным воображением. Главное, что «подарочек»-то уже на месте, а ни ты, ни твоя камарилья ничего не заметили…»
– Передайте вашему командиру, господин лейтенант, что я готов обсуждать только капитуляцию ЕГО кораблей. Но не моих. Все, на что он может рассчитывать – это пропуск «Сунгари» с некомбатантами в ближайший нейтральный порт под конвоем одного из моих крейсеров. «Варяг» и «Кореец», так или иначе, останутся в Чемульпо, а вот на поверхности моря или на его дне – зависит от вашего начальника, капитана Руднева. Это мое последнее слово. И пусть в следующий раз потрудится прибыть сам, потому что его время истекает. Если через час мы не придем к соглашению, я открываю огонь. Все ли вам ясно?
– Так точно! Господин контр-адмирал, господа офицеры, разрешите откланяться, честь имею! – Берлинг, который, казалось, совсем не был удивлен услышанным, коротко козырнул, ответив столь же незаметным кивком головы на «микроскопические» прощальные поклоны японского адмирала и его офицеров, после чего, сопровождаемый лейтенантом Нарута, быстро спустился с мостика, направляясь к трапу.
В момент отхода катера от борта «Асамы» русская канлодка начала поворот на малом ходу на курс, позволявший его подобрать. Но катер не сразу повернул к ней, а продолжал некоторое время двигаться вперед, держась прямо по носу японского крейсера.
«Боятся, что машина не сможет выгрести против течения и их снесет, – усмехнулся про себя Уриу. – У англичан полчаса назад таких проблем не было. Все же, русские – не машинная нация. Тот же «Кореец» – ну, какой идиот дает ход, не подняв заранее якорь? Развернуться-то так еще можно, но вот тронуться с места нельзя, пока не порвется якорная цепь. Странно, а где, собственно, цепь? Вот идиоты, они утопили якорь!»
В этот момент с катера, который, пыхтя, продолжал удаляться от «Асамы», оставляя за собой хорошо видимый шлейф черного дыма, взвилась в зимнее небо ракета. «И что же сообщает этот невозмутимый лейтенант своему командиру таким образом? Что теперь наглецу Рудневу самому предстоит карабкаться по нашему бортовому трапу, наверное…» Это была последняя неторопливая и довоенная мысль контр-адмирала Уриу.
