– Картечь или АГС[54] с пулеметами в упор, какая разница? Главное, что идею принесения необходимой жертвы для общего дела твои офицеры поняли. А то, что мне генерала пришлось час на мушке держать, чтобы этот пузан приказ полку на выдвижение дал и не отменил его раньше времени, да еще дверь в спальне забаррикадировать, чтоб его холуи не вмешивались – это твоим офицерам знать не надо. Не поймут, не то время…
– А потом что было?
– Потом, потом… Суп с котом. Ему Героя России, а меня турнули со службы за «психическую неуравновешенность»… Так мой приказ на «подпола» до Пашиной[55] закорючки и не дошел. Ничего интересного, короче.
– Извини, Василий Александрович… Да, это по-нашему. По-бразильски!
Тем временем «Варяг», оставляя за кормой редкие дождевые облака, ползшие с юга, продолжал свой неспешный бег в сторону Шанхая. Еще через час младший из докторов был отправлен своим старшим коллегой спать, причем под угрозой жалобы командиру. Младший лекарь Банщиков по-человечески не спал уже двое суток, так, пару часов урывками. И его более мудрый коллега решил, что состояние доктора начинает представлять опасность для пациентов. Поэтому, невзирая на возражения, вроде: «А как насчет вас самого неспавши», отослал того отдохнуть, пообещав, правда, разбудить его через четыре часа и залечь самому.
Добравшемуся до своей каюты доктору уже не хватило сил на то, чтобы нормально раздеться, и уснул он в брюках и рубашке. Однако через два часа беспокойного сна почему-то проснулся и, не одевая сюртука и ботинок, кинулся на верхнюю палубу. Побегав по ней взад-вперед пару минут под изумленными взглядами палубных матросов, ремонтировавших катер, Банщиков рванул в сторону каюты командира.
Мысли Руднева, сидевшего перед пустым листком бумаги в попытках выдавить из себя хоть какие-то дополнительные воспоминания о графике перегона «Ниссина» с «Кассугой», были бесцеремонно прерваны громким и суматошным стуком в дверь.
– Кто там! Что за пожар? Японцы?
– Петрович, Петрович, милый, это я…
– Вадик?! Ну все, песец к тебе пришел, осел!!!
– …Вот так вот меня сюда отец с ассистентом и отправили… Солярки у них хватит еще на одно перемещение, на два никак. Так что на твой вопрос насчет пришельцев – еще одного можем ждать, но кого в кого и когда именно, не знаю.
Во время рассказа доктор Банщиков, aka Вадик, промакивал салфеткой рассеченный лоб. Тест со стаканом он, как и было предсказано Петровичем, бездарно провалил и теперь прижимал холодную серебряную ложку к свежему синяку под левым глазом – следу горячей встречи двух давних друзей.
Сказать, что Петрович был очень рад наконец-то увидеть хоть кого-то из тех, кто нес прямую ответственность за все случившееся с ним, значит не сказать ничего. Первые полчаса сбитый с ног точным ударом правой командирской руки Вадик выслушивал все, что о нем думает бывший софорумник. Любая попытка встать пресекалась не сильным, но болезненным ударом командирского костыля по лбу. Было очевидно, что Руднева звук удара дерева о кость забавляет. Следующие полчаса Вадик пытался убедить его и вызванного вестовым Балка, что за борт его прямо сейчас бросать не надо, и только потом ему, наконец, позволили изложить свою точку зрения на события.
– Ладно, Вадик. Как ты сюда прополз, мы с Василием поняли, теперь объясни нам, а ЗАЧЕМ ты нам тут нужен, живой и здоровый. С Василием понятно – офицер, спецназ, сплошные плюсы для нашего положения и грядущего абордажа. Я – вынужденно командир «Варяга» и лучший спец в грядущих событиях на несколько лет вперед на борту, а по путям развития техники – так на десятилетия вперед наметки помню. А ты нам на кой, лишний балласт? Ты кто, студент меда пятого курса, так? Какие у тебя полезные знания, которые можно применить в данной эпохе? Ноль ты без палочки без своей диагностической аппаратуры образца начала двадцать первого века! А если ты рассчитываешь на мои дружеские чувства, то после того, как я от Василия узнал, что это ТЫ меня подвел под монастырь, лучше и не мечтай.
– Знаешь, Петрович, на твои дружеские чувства я и не рассчитывал. Поэтому подстраховался. Во-первых, вам поддержка с самого верха не помешает, я думаю?
– Дорогой Вадик, твоего папы-профессора с его знакомствами тут нет. Тем более моего босса, который и был его главным знакомством «наверху». Так что вернись в реальность и не обещай нам того, чего у тебя нет.
– Зато тут есть император Всероссийский Николай Второй, у которого сын родится больным гемофилией. Это несвертываемость крови, а пара родственников страдают от пневмонии недолеченной. Ну и еще он легко поддается внушению, судя по истории с Распутиным.
– У тебя нет никакой аппаратуры, нет антибиотиков, ни хрена у тебя нет, чтобы Николашке предъявить. Как там в той старинной рекламе было? «Слова твои пустые обещания!» Я уже молчу, что гемофилию и у нас лечить пока не научились, это же генетическое заболевание.
– Лечить – нет, не научились. А вот облегчать состояние больного, если у него болезнь в легкой форме, а цесаревич при тяжелой до 1918-го просто не дожил бы, можно простыми переливаниями. Свертываемость временно улучшается, если по-простому. В нашей истории первые переливания были в 1914-м, так что ускоряем всего на десять лет. А группы крови, технология их распознавания и то, что переливать лучше плазму крови, отделенную на центрифуге, – это уже мое личное ноу-хау. Сутки почти за компом сидел и как попугай зазубривал, КАК это можно сделать в начале века.
