дурак. Подлец. Продажная сволочь, но не дурак.
Нападение?
Логично. И самозащита.
– Что, красавица, – голос его был тих и печален, – доигралась?
Кейрен молчал.
– Завтра отправят тебя в королевскую тюрьму, а оттуда – прямым ходом на подмостки. А ведь говорили же тебе, сиди смирно. Чего дергалась?
Фил был один.
И мелькнула мыслишка, что дядя прав, а Кейрен ошибся, слишком плохо подумал о человеке, и тогда вся его затея обернется дурацким розыгрышем, которого не простят.
Плевать.
В руке Фил держал масляную лампу, которую поставил на стол. Вытащил из-за пазухи стопку мятых листов, разгладил на коленке. Кинул стальное перо. Чернильницу.
– Ну? Поговорим?
Садиться не стал.
– Тебе тут, наверное, одиноко. – Он не приближался, разглядывая Кейрена. А тот отступил в угол камеры, и Фил засмеялся. – Некуда бежать, красавица. Попалась ты. Влипла… выпить хочешь?
Он вытащил флягу, плоскую, с чеканкой. И наверняка недешевую. Открыл. Поднес к губам, сделав вид, что глотает. Поморщился.
– На, легче будет…
Яд? Почему бы и нет. Медленный. Такой, который оборвет жизнь, но не сейчас, а когда Грязный Фил выберется из подземелья. И уж точно к нему не возникнет вопросов…
И Кейрен протянул руку, занемевшими пальцами принял флягу.
– Пей, пей, красавица. Согреешься. – Фил хохотнул, только смешок вышел нервным. А взгляд какой внимательный, по-волчьи настороженный.
И когда Кейрен флягу выронил, человек зашипел:
– Умная слишком?
Кейрен пожал плечами.
Фляга лежала на полу, и запах дешевого бренди ненадолго перебил прочие.
– Смотри, сама виновата, – как-то равнодушно произнес Филипп, вытаскивая из рукава нож. – Я хотел как лучше. Уснула бы, и все…
Он приближался неторопливо, зная, что камера слишком мала для игры в прятки.
– Хороший крепкий сон… ты ж понимаешь, дурочка, что говорливых не любят. А ты распелась…
Слабый свет лампы скользил по клинку.
Небольшой, дюйма в три длиной. Широкий. Неправильной формы, но острый, такой, который пробьет и ткань, и кожу… хватит одного точного удара. А там… пока Филипп дозовется охрану, пока сбегают за помощью… да и чем помочь, если клинок случайно, совершенно случайно, в печень войдет?
– Надо было слушать старших, – с упреком произнес Фил.
И ударил.
Он был быстр, этот человек.
Для человека.
И пальцы Кейрена перехватили запястье, сдавили до хруста, до сдавленного всхлипа.
– Нож брось, Филипп. – Кейрен выворачивал руку медленно, не спуская взгляда с лица. – Брось. А то ведь сломаю.
– Сученыш…
Сказано это было без злости, скорей с веселым удивлением. А пальцы разжались, и нож со звоном упал на пол.
– Попался, – с огромным удовлетворением произнес Кейрен.
– Попался. – Филипп не стал отрицать очевидного. Он не выглядел напуганным. Неужели не понимает, сколь серьезно его положение? – Ты так думаешь.
– Знаю.
Человек мотнул головой, а потом вдруг дернулся, повалился на колени и, прежде чем Кейрен успел остановить его, сунул что-то в рот.
– Ты… – Кейрен отпустил руку, ударил по ногам, опрокидывая на пол. И упав сверху, потянулся к лицу. Он впивался пальцами в кожу, разжимая сведенный судорогой рот, а Филипп ерзал, пытаясь выбраться. А когда все-таки разжал зубы, то рассмеялся.
– Поздно, сученыш. У нас с тобой осталось пять минут.
И Кейрен, наклонившись, втянул сладковатый, такой хорошо знакомый запах.
