И он знал, что и через десять лет так же будет долго не закипать чайник, так же шуршать в подполе мышь и шуметь на ветру кровельное железо во время бури. И как удары часов, отмеряющих ход времени, будут приходить дни рождения, Новый год, а заодно специфические сезонные работы: внесение удобрений, заготовка топлива, чистка выгребных ям. А еще похороны тех, кого он знал.
Утром Александр опять засиделся на чердаке со своей пишущей машинкой, заменивший ему последний сломавшийся компьютер и забыл подбросить уголь в печь.
Осень в этом году пришла рано, а стены их дома были далеки от герметичности, поэтому прохлада уже чувствовалась, если не сказать «холод».
– Ну, ты и болван, – Алиса стояла в дверях, на ходу запахивая халат. – Не видишь, что огонь погас?
– Прости, – от досады Александр хлопнул себя по голове. Он писал про Французскую революцию и шуанов. – Сейчас растоплю.
По ночам он не только писал свой труд, но и читал. Из поездок Данилов привез большую библиотеку. Он давно понял, что, как ни береги оргтехнику, когда-то сломается последняя «персоналка» (ноутбуки и мелкие гаджеты вышли из строя еще раньше), и тогда от электронных книг не будет проку.
Он знал, что когда этот день пришел и сервер Заринска прекратил свою работу, накопители данных были запечатаны, запаяны в металлические контейнеры и сложены в подвале заринского архива. Может, новый технологический рывок произойдет раньше, чем они придут в негодность. Все может быть…
В последнее время его больше всего занимали труды по космологии. В небесной гармонии он видел квинтэссенцию бытия. Квазары и пульсары, спиральные галактики и шаровые скопления, экзопланеты и планеты-сироты, коричневые карлики и звезды главной последовательности. Все это завораживало его гораздо сильнее, чем жизнь социумов и их мышиная возня. Если бы начать жизнь сначала, Александр стал бы заниматься этим, а не суетными делами мира людей. Стал бы астрономом.
– Теперь уже сначала вычисти ее, – сурово произнесла Алиса.
Старая, как и сам довоенный дом, печь занимала почти половину маленькой кухни.
Александр вычистил ее, разжег от старой книги (кажется, это был Марсель Пруст), а потом, когда занялись и разгорелись поленья, высыпал первое ведро останков доисторических деревьев. Город стоял прямо на месторождении каменного угля, а значит, когда-то тут шумели невиданные леса, ровесники динозавров. И все для того, чтобы он, ничтожный червь, мог топить, как Гитлер, свою печь телами жертв давнего астероидного геноцида.
Когда-то Александр смеялся, увидев в анкете на получение британской визы графу для заполнения, над которой значилось «Tribe» – племя. Составители явно не делали разницы между русскими и зулусами. Данилов не знал, из древлян, полян или кривичей были его далекие предки, поэтому тогда, в прошлой жизни, в консульстве чужой страны оставил это поле в анкете пустым.
А теперь у него действительно было свое племя. И пусть он не был вождем, но пользовался некоторым уважением за ум и знания… хоть Алиса и считала это незаслуженным.
Это было через две недели после их первой встречи, на скамейке в укрытой опавшей листвой аллее на окраине Заринска. Примыкавшие к ней улицы по плану должны были заселить только через год.
Ветра не было, и, возможно, это был один из последних погожих дней.
– А тебе любовь нужна постоянно или только в определенные моменты? – неожиданно спросила его Алиса.
– Конечно, постоянно, – не задумываясь, ответил он. – Как воздух.
Он чувствовал, что для нее это подозрительно важно, хотя сам и не любил красивые слова.
– Странно, что такой человек, как ты, все еще один, – задумчиво произнесла она, продолжая смотреть на него.
– Ты мне льстишь, – покачал головой Саша. – У меня масса недостатков.
– Но есть ведь и достоинства, правда?
– Пожалуй. Но не такие, которые нравятся женщинам. По крайней мере, молодым. Я очень медленно соображаю и поэтому долго привыкаю к новому, а отвыкаю еще дольше. Отсюда и постоянство. А постоянства и стабильности женщинам хочется, когда им уже за сорок. В юности всем нужна буря чувств.
«По крайней мере, так было раньше, в сытое мирное время, – пришло ему в голову. – Теперь важность стабильности поймут и двадцатилетние».
– А глаза у тебя и правда замечательные… – сказала она вдруг немного не в тему.
– Твои тоже, – он погладил ее по руке. – Алиса, я давно хотел тебе сказать…
Александр выбирал это момент тщательно, но слова давались ему тяжело. Наверно, проще было бы прочитать речь на трибуне ООН о тотальном запрещении ядерного оружия.
– С того самого дня, как я тебя увидел… а дальше продолжи по смыслу… Прости, родная, я сам себе кажусь банальным. Наверно это неизбежно, когда говоришь то, что просит сердце. Оно глупое и неоригинальное. Ему безразлично, что до меня так говорили миллиарды человек. Я люблю тебя, Алиса. Как никого до этого момента.
Она выжидала. Эти пять секунд, пока он ждал ее ответа, субъективно длились гораздо дольше, чем интервал между броском и взрывом гранаты.
