Из-за их спин Младший разглядел на дне фургона только черные когтистые лапы. С мокрой блестящей шерсти стекала кровь. Зато он увидел, как нелюдимый хуторянин что-то высыпал вождю на ладонь. Но не монеты. Металлические цилиндры, похожие на карандаши… или на пули.
— В него уже стреляли на днях. «Пятёрой»! Это я достал из туши. Надо рвать когти, и лучше затемно. А то поздно будет.
Какое-то время отец недоверчиво рассматривал то, что Пустырник положил ему на руку.
— Странно. Пять сорок пять — беспонтовый калибр для охоты на медведя, — произнес вождь наконец.
— Андрюха! — назвал его Пустырник совсем по-простому. — А я тебе об чем говорю? Ну почему надо все разжевывать? В эту зверюгу стреляли. День-два назад недалече отсюда. Из автомата, судя по тому, как пули легли! Ранили, но не добили. А это оружие на человека. Не на медведя. Тот, кто применил его — чужак. Он или погиб, или наоборот, укрылся от медведя где-нибудь, уже не скажешь. Ствол я не разыскал. Но он не пошел бы в одиночку в такой поход! Да еще с такой пушкой. Значит, он просто отошел или отбился от своих. А те раз прячутся, то пришли не на чай. Надо бросать все и уходить. Иначе можно вообще не дергаться!
— Я, блин, не позволю… никому угрожать нам в нашем доме! — голос отца задрожал от бешенства. — Даже если мы решили его сменить. Да и кто может нам угрожать? У нас вместе с киселевцами почти тысяча стволов, и это только считая взрослых. Мы их на ленты порежем, если сунутся.
Глаза у него налились кровью. Сашка знал за отцом такую особенность. Она была фамильной чертой всех Даниловых, начиная от бабушки Алисы. Конечно, у нее это проявлялось сильнее всего — она говорила, что себя не помнит, когда кто-то имеет несчастье ее разозлить. Бывало, и скалкой могла приласкать. Даже Женька, спокойная и тихая, пару раз теряла над собой контроль и посуду била.
Но отец все-таки сумел взять себя в руки.
— Черт с тобой. Собираемся… Ты думаешь, это разведчики из Заринска?
— Может, и нет. Но даже если залетные чужаки, тебе легче будет? — тут Пустырник перевел взгляд на второй этаж дома.
— Вот те раз! Шпионим?
Фонарь на фасаде светил ему прямо в глаза, поэтому Сашка и думал, что он их не разглядит.
Тут и отец заметил.
— Сашок, вы одеты? Вот и хорошо. Надо всех по улице оповестить, что отъезд не завтра вечером, а так скоро, как возможно. А я пойду радирую киселевцам. Ох и разозлится Каратист, чтоб ему… Он и так на меня зуб точит, говорит, на последней ярмарке ткань им продали гнилую. Бегите! В дороге докушаете. И всё остальное — тоже.
— О находке не болтайте, — бросил им вслед Пустырник. — Нечего раньше времени панику нагнетать.
Уже через четверть часа вся деревня знала об отправлении, и все начали лихорадочно паковать свои узлы и грузить на телеги то, что должны были сложить еще несколько дней назад. С горки, где стоял отцовский дом, Младший видел, как во дворах и в проулках вниз по улице замельтешили фонари. Кто-то бегал с мешками, а кто-то и с ружьями. Воздух наполнился разговорами на повышенных тонах и окриками, конским ржанием и скрипом открываемых калиток и ворот.
Часа через четыре колонна была худо-бедно составлена. Возле депо к ней присоединились общинные возы — большегрузные телеги с тентами, куда нагрузили по две-три тонны. Тащили их сильные лошади. Самые тяжелые прицепили к тракторам. Где-то все-таки умудрились раздобыть для них солярку, хотя, как знал Сашка, ее было в обрез. Вывели из гаража «бурубухайку», но та умудрилась заглохнуть посреди дороги, и еще десять минут убили на то, чтоб привести ее чихающий и дымящий движок в чувство. Вся семья Даниловых заняла места в ней. Кира в последний момент решила ехать со своей семьей, о чем Сашка сильно жалел, не понимая ее поступка. Еще он видел, что несколько тракторов пришлось бросить — горючего столько не было.
Вскоре все вместе тронулись, но со скоростью пешехода.
— Ничего, выйдем на трассу, там быстрее пойдем, — произнес со своего сиденья дед, кутаясь в шарф. Налетал холодный ветер. — Надеюсь, киселевцы подойдут вовремя. А то опять Андрей с Каратом будут друг на друга орать, обвиняя друг друга — знаю я их.
Но раньше рассвета они все равно не успели добраться до черты города.
Караван двигался на юг по разбитому шоссе, обходя по широкой дуге с запада огромный промышленный Новокузнецк.
Дед говорил, что возле поселка Рассвет они должны остановиться и подождать киселевцев. Те обещали догнать их через несколько часов. Место встречи было условлено заранее, но в сроки союзники один раз уже не уложились — ведь обещали вообще катить одной колонной.
Отсюда уже вместе они должны были двигаться на юг по трассе Новокузнецк-Таштагол, которая в крупные города почти не заходила и шла практически в чистом поле, поэтому считалась более безопасной.
В сам Новокузнецк они не заезжали, но во время движения по объездной дороге он почти два часа находился в поле видимости. Здесь было очень мало целых зданий, а те, что остались, были похожи на иззубренные скалы. Чуть лучше сохранились окраины.
Где-то здесь обитала небольшая община, даже число людей в которой было жителям Прокопы неизвестно — их было явно меньше, чем прокопчан или киселевцев, и они были размазаны по всей огромной площади этого города, который был втрое-вчетверо больше старого Прокопьевска, но перенес ядерный удар еще большей мощности.
