невиновность в ее лице. Она не имела никакого отношения к вампирам.
- Я теперь уеду, - сказал он грубо. - Я позвоню если что-нибудь узнаю, так что кто-то будте на телефонах.
Брейди расценил его странным. Его поклон был медленным, и его холодные глаза змеи следовали за Калленом, когда он выходил за дверь. Каллен вдыхал глубоко ночной воздух, желая избавить себя от зловония фанатизма. Он следовал за членами общества из потребности мстить за отвратительную смерть его невесты. Теперь, когда потребность не казалась настолько большой. Он хотел быть свободным от гнева и ненависти и начать свою жизнь снова.
Фотография, казалось, жгла отверстие в его кармане. Умная вещь состояла бы в том, чтобы исчезнуть. Уйти.Скрыться. Но он знал Брейди Гранда. Человек любил убивать и думал, что в обществе нашел законный выход для своих психотических тенденций. Даже американские вооруженные силы выгнали его, освобождая от обязательств его для его повторных порочных нападений на новичков и гражданских лиц. Было два инцидента, отмеченные на его счете, два подозрительных смертельных случая, которые никто не мог вполне доказать, были убийствами. Каллен знал все о тех; у него был доступ друга в военные отчеты. Брейди Гранд не был видом врага, он хотел преследовать его для остальной части его жизни.
Джип Каллена легко тронулся, но фотография продолжала гореть через его одежду и его коже. Внезапно он поклялся. Он не мог только оставить рыжею. Он должен был бы найти ее и предупредить ее. Певицу тоже. У нее мог бы быть лучший телохранитель в мире, но если бы Брейди Гранд был достаточно постоянным, рано или поздно то общество добралось бы до нее.
Стуча по рулю в чистом расстройстве, Каллен поворачивал транспортное средство на север.
Далеко, глубоко в пределах недр земли Дарий держал Темпест. Что-то перемещалось через его ум, предупредительный сигнал, тот, который выдержал его в хорошем земельном участке эти многие столетия. Это было достаточно сильно, чтобы привести рев животного в чувство. В его рту он чувствовал, что зловеще удлинились его клыки. Он поднимал свою голову, его черный как лед пристальный взгляд, охватывающий интерьер палаты. Медленно он повернул свою голову к югу к опасности. Что-то угрожало Темпест, что-то прибывающее из того сообщества. Ничто не навредило бы этой женщине, которую он держал в руках. Ничто, он поклялся.
Он мельком взглянул в ее лице, настолько молодо выглядела и уязвимая во сне. Свет от свечей ласкал ее кожу любовно, бросая заманчивые тени через нее, приглашая его прикоснуться. Дарий чувствовал скачок потребности, мчащейся через его тело, и позволил ему происходить. Потребовались бы столетия, чтобы насытить его аппетит к ней. Столетия. Но он выбрал иначе. Принял решение держать ее человеком и умереть с нею, когда ее время настанет. Таким образом, он должен был бы быть более осторожным в своем владении ею; он не мог позволить себе продолжать брать ее кровь во время спаривания.
Он находился вне контроля, когда его тело потребовало ее, опасно для них обоих. Но он хотел ее. Он никогда не прекращал бы желать ее. Это чувствова были дикими и примитивными, но все же нежными и ласковыми. Но он не был нежным человеком. Долгие столетия вили к этому, оттачивая его безжалостную сторону, его хищный характер. Все же он нашел то, что, когда он смотрел на нее, он отличался. Что-то в нем таяло, смягчалось.
Он знал со столетий существования точный момент, когда солнце над землей снизилось низко, ночь, окутывая землю выше их. Его время. Его мир. Дарий растягивался лениво и поворачивался, чтобы управлять рукой по атласной коже возлюбленной Темпест. Он не спал в радушной почве, и при этом он не спал омолаживающийся сном своих людей, потому что имел что-то пошедшее не так, как надо, он не хотел, чтобы Темпест проснулась одна под горой с тем, что, будет казаться, будет его труп около нее. Во сне Карпатцы останавливали сердце и легкие-a полезная вещь, процесс омолаживания, что-то тела, требуемые держать их в полной силе, но это было пугающим для людей.
Не выполняя его общепринятый процесс, сон Дария был прерывистым и неудобным. Но Темпест была молода и привыкла к хождению ее собственным путем, таким образом, он пожертвовал своим укрепляющим отдыхом, чтобы гарантировать ее сотрудничество и безопасность. Теперь он провел пряди ее красно-золотых волос через свои кончики пальцев. Рыжие волосы. Зеленые глаза. Горячность. Сильное желание. Ее кожа была теплой и очаровательной. В ее вызванном трансом сне ее сердце билось сильно, и ее дыхание вызвало взлет и падение ее полной, сливочной груди.
Дарий согнул голову, чтобы попробывать ее кожу, как раз когда ему предъявляют иск общества на нее, чтобы проснуться. Его ум поймал ее, когда она вяло подчинялась, кормя его собственным срочным голодом ее, строя эротические изображения его желаний в ее голове. Его рот медленно отодвигался от нее, вяло его зубы, иногда покусывали, требуя каждую частицу от ее. Он мог чувствовать ритм ее сердца, изменяя его. Его тело укрепилось, потребованный; его кровь врывалась в горячую потребность. Он чувствовал ее ответ тела, поскольку жар рос через ее вены, неся огонь, неся потребность.
Прежде, чем она полностью проснулась, полностью осведомленная о ее среде, он превратил ее мир в эротическую фантазию, Дарий испытал теплоту ее горла, его руки, перемещающейся, чтобы овладеть ее грудью чашевидной формы. Хотя она была ростом маленькой, ее тонкие кости, ее грудь была полная, вписываясь в его ладони как будто сделанная для него. Он взял почти дикую радость в способе, которым его тело укрепилось в агрессивном мужском ответе.
Его рот отодвинулся на ее плечо, останавливаясь, чтобы жить в маленькой пустоте там. Его язык лизал мягко, настойчиво, прослеживая долину между ее грудью, обращая пристальное внимание на каждый сосок, задача, которая послала огонь, мчащийся через его кровь. Он закрыл глаза в течение краткого момента, смакуя структуру ее кожи, огонь, распространяющийся через свое тело. Но скоро стало необходимо проследить каждое углубление вдоль
