смотреть. Сара невольно отодвигается подальше.
– Если ты любишь его, почему была со мной прошлой ночью? – спрашивает он.
– Потому что не думала, что увижу его вновь, – объясняет она. – Потому что думала, что эта часть моей жизни закончилась.
– Так и есть. Дай ему умереть.
– Я собираюсь освободить его и отправить домой. Не хочешь помогать мне – хорошо. Иди своим путем. Но если ты так поступишь, то ты – один из них, этих бессердечных убийц, и я клянусь всеми и всем, что люблю, что в следующую нашу встречу я заберу твою жизнь – и не подумаю дважды, прежде чем это сделать.
Яго смеется.
– Думаешь, это смешно? Посмотрим, кто будет смеяться последним.
Он поворачивается к ней:
– Я смеюсь потому, что хотел бы ненавидеть тебя, но когда ты ведешь себя так уверенно – и я знаю, что ты не блефуешь, – от этого ты только еще больше мне нравишься.
Сара улыбается:
– Ты просто не хочешь, чтобы я тебя пристрелила.
Яго знает, что его гордость должна быть уязвлена, – как тогда, у Терракотовой армии, когда Сара явно его обставила. Она бросает ему вызов, подталкивает его. Ни от одного другого Игрока он не потерпел бы подобного. Но, к превеликой своей досаде, Яго чувствует только ревность. Ревность к этому дурацкому чужаку, завладевшему вниманием Сары.
– Тебе не нужно клясться своими любимыми или чем-то еще, – холодно произносит он. – Я не бессердечен. Я понимаю, что любовь – очень, очень странная штука.
– Значит, ты идешь со мной?
– Я иду за шумеркой, – уточняет он. – Она уже однажды бросила мне вызов. Надо было разделаться с ней еще тогда.
– Угу, – бормочет Сара в ответ. Она понимает, что это не настоящая причина, по которой Яго пойдет с ней, но все равно хорошо, что он идет.
– Когда все закончится, ты ведь и правда отошлешь этого глупого мальчишку домой? И мы вернемся к тому, что начали?
– Да. Так будет лучше для всех.
Ренцо с улыбкой подходит к машине. Пять стальных колонн, закрывавших выезд из туннеля, опускаются и уходят в землю, а двое охранников уже поднимают камуфляжную стену, чтобы машина могла проехать на территорию курдской области Турции.
– Все хорошо. Дорога открыта, – Ренцо снова улыбается.
Он держит в руках коричневую стеклянную бутылку и три маленьких чайных стаканчика. Раздает стаканы, наливает в каждый какую-то мутную жидкость. И высоко поднимает свой стакан. Сара и Яго следуют его примеру.
– За дружбу и смерть. За жизнь и забвение. За Последнюю Игру.
– За Последнюю Игру, – повторяют Сара и Яго. Они чокаются и пьют. На вкус напиток – как перечная лакрица. Сара кривится:
– Ух, что это?
– Арак. Хороший, правда?
– Нет, – мотает головой Сара. – Это отвратительно.
Яго смеется:
– А мне нравится.
Ренцо кивает Яго и наливает себе еще, выпивает и бросает стаканчик на землю. Сара и Яго делают то же самое. Стаканы разбиваются. Ренцо обнимает ребят, целует в щеки, хватает за плечи и снова обнимает. Прежде чем отпустить Сару, он говорит:
– Удачи тебе. Но не слишком много.
– Если я не смогу победить, я сделаю все, чтобы это вышло у Яго.
– Будь что будет.
Сара улыбается и забирается на пассажирское сиденье «пежо». Ренцо обнимает Яго в последний раз и шепчет ему на ухо:
– Не глупи и не вздумай влюбляться. Не раньше чем все закончится.
– Поздновато спохватился, – шепотом отвечает Яго.
Ренцо улыбается:
– Тогда до встречи в аду, брат.
– Я не верю в ад.
Потемнев лицом, Ренцо делает долгий глоток прямо из бутылки:
– Скоро поверишь, Яго Тлалок, Игрок ольмеков из 21-й Линии. Скоро поверишь.
