Я позволил ему оказаться за спиной и резко рубанул саблей назад, целясь в меч. Мой замысел удался! Тыльная сторона клинка неглубоко вошла в плоть противника, навсегда разделяя его лоб на две части. Но Чичегул, стряхивая кровь с глаз, поднялся на деревянных ступеньках своего седла и размахнулся во всю свою мощь.
В этот момент Захар Кошка с налета проткнул пикой голень кубая, пригвоздив его к броне коня. Древко сломалось, причиняя Чичегулу немалые страдания, разбрызгивая вокруг кровь и мелкие частички кожи и мышц. Смертоносный удар его кривого меча застыл на полпути. Рыжий гигант посмотрел на нас черными глазами, полными боли и ярости. Но пришпорил коня и быстро скрылся за горизонтом, расталкивая убегающих кубаев. За ними мчались мрассу, наставив в спины врагов длинные копья.
Ко мне подъехал Петр, залепленный бурой жижей, больше не похожий на стальную статую, а скорее на человека с содранной кожей. Прямо на груди торчало чье-то ухо с куском скальпа. Заметив мой взгляд, Петр смахнул неприятный фрагмент небрежным жестом, как обитатель высоких кабинетов сбрасывает пушинку с пиджака Каналли или Валентино.
– Поехали в лагерь, Василий. Гнать кубаев по их же земле – занятие глупое и опасное, – сказал командир конников, отдавая жестами приказ отступать, – скоро мрассу это почувствуют на своей шкуре.
– Надо предупредить Азамата… – начал было я.
Но Петр резко прервал меня:
– Бесполезно! Ему гонец от меня про это был, но мрассу ждали вторую колонну с другой стороны лагеря, а кубаи оттуда так и не пришли. Битву Аман сотоварищи, выходит, простояли в стороне и теперь хотят показать свою полезность. За сечей они остались, только кубаи откуда-то знали, что ты все разведал, и не стали силы дробить. А ты неплохо справился: Захар с парнями хорошо отзываются. Но приказ ты нарушил, с Чичегулом в одиночку схватился. Кабы не Кошка, могли бы тебя недосчитаться. Не своевольничай больше, а то до Жории не доедешь. Теперь по-быстрому в лагерь, отдыхаем, завтра – в путь-дорогу!
– А мрассу? – поинтересовался я.
– Долбаный тавазский глаз, не зря тебя Сивуха мрассолюбцем называет, сдались тебе эти вонючки степные. Что голова у них, что жопа: погнали коней в степь. Кубаи щас по оврагам попрячутся, а союзнички наши коней подзагонят и шагом обратно. От тут и узнают, зачем кубаю загогулина, – доходчиво объяснил Петр, – доспехи у тебя негодящие, надо бы небесным железом разжиться… Но чтобы такое добыть, на Север ехать надо… А ну, тихо, всем стоять!
Со стороны лагеря слышался звон оружия и крики, но происходящее было скрыто от глаз невысоким холмом. Я тронул пятками Ассама, но Петр подхватил моего коня под уздцы и негромко, но веско сказал:
– Ни с места, Васька, помнишь, что я тебе про своеволие говорил. Всем в строй, как давеча, и по местам стоять, обходить холм, как прикажу, посолонь[38]. Захар, Стефан – на разведку, осмотреться и обратно. Чирикан – в дозор!
Трое всадников спешились, достали из переметных сумок длинные кожаные чулки и надели их на ноги лошадей. Уже почти беззвучно они поскакали к холму. Захар и Стефан обогнули холм слева и справа. А Чирикан поднялся на вершину, постоял там с минуту и развернул коня обратно, галопом подлетел к Петру и доложил, довольно скалясь:
– Сугаки там, сотни четыре. Было больше, но наши их вокруг лагеря сложили немало. Холм энтот с той стороны пологий, прямо у подножия – лучники, навесом бьют, ошую[39], стадо наше пастухи сугакские гуртуют, а конники их толпятся возле вала, со всех сторон лагеря, того гляди перелезут.
Петр тоже заулыбался:
– Славная добыча! Да в начале похода! То добрый знак! Строй по-другому сложим. Трегуз с большаками прямо через холм на лукарей наедут. Тве! Своих надвое раздели, с двух сторон холма пойдешь. Остальные – со мной, стадо отобьем. И смотрите, чтобы пастуха хоть одного, но живого, поймали. Как со скотом управлюсь – сразу к вам возвращусь. Большакам, слышь, Трегуз, на вершине дождаться, как тролли холм обогнут, и тогда разом в атаку! Рубить теридаксов[40] так, чтобы сок до Славена добрызнул.
Когда я поднялся на холм, моему взгляду открылось поле брани. Сугаки в меховых безрукавках и мохнатых малахаях кружили вокруг небольшого вала из телег и земли, осыпая защитников лагеря стрелами, простыми и зажигательными. Наши схоронились за невысоким укреплением и закрылись большими красными щитами и невесть откуда взявшимся плетеным навесом из ивняка.
Вокруг лагеря валялось на земле немало убитых и раненых сугаков. Кое-где куча тел сравнялась по высоте с краем вала. Пропела визгливая дудка, и степняки соскочили с лошадей и бросились по телам соплеменников, размахивая копьями и кривыми саблями. Из-за красных щитов, с вершины вала, полетели стрелы и сулицы, разя врагов, сметая их с вала.
Как только поредевшие шеренги все-таки влезли наверх, в дело пошли тонкие и длинные пики, зловеще засверкали в зыбком свете костров и пожаров смертоносные наконечники. Защитники лагеря били наискосок. Прямо в правый, неприкрытый щитом бок атакующих степняков. Передний ряд сугаков рухнул, как подкошенный. Тела убитых и раненых покатились вниз, сшибая замешкавшихся кочевников, пытающихся влезть на вал.
– Тримайло! – Зычный голос Трегуза заставил меня вздрогнуть. – Заснул, что ли! Давай за мной!
