Выражение лица куратора смягчается, губы растягиваются в подобии улыбки, а злость во взгляде сменяется коварством. И я понимаю — это коварство по мою душу.
— Нет. Не уходи. — Он уже не рычит. — Иди ко мне.
Эмиль делает манящий жест рукой, а я… я отступаю на шаг и отрицательно качаю головой. И, как ни ужасно это осознавать, при этом тоже улыбаюсь. Я хочу его! Я хочу к нему! До дрожи, до слабости в коленях, до безумия!
— Даша…
— Эмиль, я не думала, что ты занят, — шепчу я и делаю еще один шаг назад.
Зря.
Нет, Глун не уподобился зверю и не сорвался с места, как увидавший добычу хищник. Хотя той, второй части меня, как ни стыдно признать, именно этого и хотелось. Брюнет шел плавно, уверенно и настиг раньше, чем я успела коснуться двери.
Горячие, сильные руки заключили меня в кольцо, а губы оказались так близко, что я невольно застонала. Нет, это не мужчина, это чистое искушение.
— Поцелуй меня, — попросил Эмиль. И добавил тихо, но с какой-то болезненной жаждой: — Пожалуйста.
Та я, которая была во сне, затрепетала и потянулась к нему, а я настоящая… Черт, нет! Нет, я сказала!
Не знаю, как мне это удалось, но я отстранилась от куратора и выдохнула:
— Нет.
Брюнет удивленно заломил бровь, а я дернулась, пытаясь высвободиться из мужских объятий, и повторила:
— Нет, Эмиль. Никаких поцелуев.
И собственный отказ помог разуму как хлесткая пощечина. Мне по-прежнему было жарко, но от желания и следа не осталось. На место страсти пришло отвращение. От воспоминаний о том, кем является этот человек, я дернулась еще раз — куда сильнее и яростней.
Глун — убийца! Глун — тот, кто по какой-то причине хочет уничтожить Каста. Именно из-за него, из-за куратора, мы едва не погибли в подземельях, и это его стараниями сегодня…
Перед мысленным взором, как в яви, вспыхнул образ: безымянный шатен в алой мантии, неподвижный, с обуглившимся лицом и руками. Пальцы парня неестественно скрючены — он бился в агонии, прежде чем отойти в мир иной. А декан Фиртон? А еще двое ни в чем не повинных, молодых ребят?
А я? Ведь я была приманкой! И вполне могла оказаться на месте того шатена.
Так кого Эмиль пытается обмануть, внушая, что хочет найти и наказать убийцу? Кого пытается оправдать мое чертово подсознание?
Не дождавшись реакции, Глун запустил пальцы в мои волосы, в явном намерении добиться поцелуя. И я, к собственному ужасу, потеряла обретенный секундой ранее контроль. В объятиях куратора вновь оказалась «она» — та часть меня, которая не помнила реальности. Та, для которой губы Эмиля фон Глуна были сродни наркотику.
А самым ужасным в этой ситуации было то, что у нас с этой глупышкой были одни ощущения на двоих. Так же, как и минуту назад. Как и в других снах с участием куратора первого курса факультета Огня.
Да, я по-прежнему осознавала, что все сон, а Глун — человек, чьи руки запачканы кровью, но меня пленила близость его тела. По коже бежали сладострастные мурашки, а низ живота наполнялся нецеломудренным жаром.
Долгий глубокий поцелуй, которым наградил Эмиль, вызвал волну слабости и желание прижаться тесней. Я его хотела! Боже, как сильно я его хотела!
Когда куратор подхватил на руки и понес в спальню, я улыбалась. Вернее… мы — я и та, вторая, которая тоже я, но без памяти и, кажется, отчаянно влюблена.
Ну а когда Глун бережно опустил меня на алое покрывало, сил сопротивляться этому сну просто не осталось.
Я пила его поцелуи с жадностью заплутавшего в пустыне путника. Я выгибалась и стонала от решительных, грубоватых прикосновений. Плавилась, когда куратор избавил меня от мантии и принялся покрывать поцелуями шею, грудь, живот.
Я пылала! И безумно хотела, чтобы сегодня он зашел дальше обычного. Я хотела его! Всего! Сейчас! И мне было глубоко плевать, что Эмиль — убийца. И я ничего, совершенно ничего не могла с собой поделать…
Видимо, я действительно сходила с ума.
Но, черт возьми, я найду в себе силы справиться с этой ситуацией.
Еще не знаю как, но смогу. Я выберусь из этого кошмара. Я выиграю этот бой. Обязательно выиграю.
