– В первый раз…
Разбираю я ответное бормотание…
– В первый раз в жизни…
Боги! Она впервые слышит слова любви?!
Наконец моё воздействие немного её успокаивает, и она отрывается от меня, пытается вытереть ладошкой мою мокрую грудь.
– Извини. Не знаю, что на меня нашло…
– Не страшно. Только прошу: никогда больше не плачь. Я не могу переносить, когда моя женщина проливает слёзы.
– Это слёзы счастья, мой… муж… Счастья, а не горя…
Я действительно ощущаю искренность, счастье, облегчение, любовь, которые сейчас переполняют её… И не хочу отпускать её снова. Но гибким движением Аора выскальзывает из моих объятий, пытаясь утащить к себе одеяло. Увы. Ей опять не везёт. Она обиженно говорит:
– Мне надо одеться… Юница сейчас встанет.
Но я не отдаю ей покрывало, ложась на бок.
– Мне нравится смотреть на тебя.
– Но мне стыдно!
Пожалуй, женщина права. Слишком много потрясений для одного дня. Точнее, суток. Переворачиваюсь на другой бок.
– Можешь одеваться.
Шлёпание босых ножек по натёртому воском паркету, шуршание пластика, в котором лежит принесённая вчера старшей дочерью одежда для мачехи. Затем я слышу удивлённое восклицание:
– Как это можно носить?! Оно же бесстыдно коротко!
Не выдерживаю, поворачиваюсь к жене. Ух!!! Чуть не упустил самое интересное! С нижним бельём она разобралась и сейчас возмущённо вертит в руках короткий сарафан. Намётанный глаз сразу определяет длину – до середины бёдер.
Натягиваю на себя фиговый лист, именуемый нижним бельём, затем встаю с кровати. Аора пунцовеет, что делает её неотразимой. Протягиваю руку:
– Ты просто не умеешь его носить. Дай.
Она покорно отдаёт.
– Подними руки.
Ладошки послушно поднимаются над головой. Раз! Одним движением я надеваю платье, чуть поддёргиваю ткань.
– Всё.
Моя жена возмущённо смотрит вниз, затем снова выдаёт:
– Но как я в таком покажусь на людях?! Я же со стыда сгорю!
Делаю шаг назад, открываю шкаф с одеждой, достаю шорты, привычную для Новой Руси одежду мужчин, футболку без рукавов. Напяливаю всё на себя и возвращаюсь к красной от стыда неподвижно застывшей Аоре, беру её за руку. Она упирается, но я всё же подвожу к окну. Чуть отдёргиваю занавеску:
– Смотри.
Пугаясь, она одним глазком выглядывает на улицу, затем порывисто возвращает ткань назад.
– Вижу… Но я… Стесняюсь…
Дверь спальни открывается. Мы оба оборачиваемся – на пороге стоит отчаянно трущая кулачком глаз Юница, наша дочка, одетая в длинную ей мужскую футболку с Дартом Вейдером. Аора стремительно алеет, ощущая мою ладонь на своей талии, а дочка спокойно смотрит на её новый наряд, затем выдаёт коронную фразу:
– Ой, мам… Наконец-то ты оделась по-человечески… А… завтрак у нас будет?
Женщина, кажется, сейчас сгорит от стыда. Девочка же деловито поправляет сползающую с плеча футболку, смотрит на смятую после утренней побудки постель и снова выдаёт:
– Ну, дождалась-таки… Мам, кто у меня будет? Сестрёнка или братик?
– Не знаю, милая, – вступаю я в разговор.
Юница морщит лобик, затем изрекает:
– Хорошо бы оба…
– Мы постараемся, милая. Но если сразу не получится, ты не станешь возражать, если мы с мамой сделаем их по очереди? Братика и сестрёнку?
Она смотрит на нас, потом на окошко и вдруг зевает:
– Есть хочу. – Переводит взгляд на меня: – Пап, я подумаю и потом скажу. Ты, главное, больше старайся…
