достойные вас…
Конан покачал головой.
– Разве можно усомниться в вашей верности? Но ветер дует через горы в страны, где правят мои враги, и я предпочел бы, чтобы они не знали о моем воскрешении – пока, по крайней мере. Отвезите меня к Тросеро и сохраните мое имя в тайне.
В итоге то, что рыцари готовы были превратить в триумфальную процессию, стало скорее тайным посольством. Они спешно отправились в путь, не заговаривая ни с кем, разве что шепотом обмениваясь сведениями с начальником стражи каждой крепости, охранявшей очередной горный проход; Конан ехал среди них, опустив забрало своего шлема.
Горы были необитаемы, если не считать разбойников и гарнизонных солдат. Слывшие сибаритами пуатанцы не имели ни желания, ни необходимости в поте лица обрабатывать суровые голые склоны, дабы прокормить себя. К югу от горной гряды богатые и прекрасные равнины Пуатани простирались вплоть до самых берегов реки Алиманы[26]; а за рекой начиналась Зингара.
Даже сейчас, когда дыхание зимы покрывало инеем листья на деревьях по ту сторону гор, на равнинах под ветром волновалась густая высокая трава, служившая кормом лошадям и крупному рогатому скоту, которыми так славилась Пуатань. Пальмовые и апельсиновые рощи улыбались солнцу, золото лучей которого искрилось на пурпурных и алых башнях замков и городов. Это была земля тепла и изобилия, прекрасных женщин и свирепых воинов. Суровых людей воспитывает не только суровая земля. Пуатань окружали завистливые соседи, и ее сыны мужали в бесконечных войнах. На севере ее границы стерегли горы, а вот на юге одна только Алимана разделяла равнины Пуатани и Зингары, и не единожды воды реки окрашивались кровью. К востоку лежал Аргос, а за ним – Офир, королевства гордые и алчные. Так что рыцари Пуатани защищали свои земли огнем и мечом, не зная ни сна, ни отдыха и не имея времени для праздности.
Вскоре Конан подъехал к замку конта Тросеро…
Конан сидел на атласном диване в богато обставленной комнате, прозрачные занавески в которой шевелил легкий ветерок. Тросеро расхаживал взад и вперед по залу, как тигр в клетке. Он был стройным мужчиной с женской талией и плечами мечника, которого не старили прожитые годы.
– Позвольте нам провозгласить вас королем Пуатани! – взмолился конт. – Пусть эти свиньи-северяне носят ярмо, под тяжестью которого согнулись их шеи. Юг по-прежнему ваш. Оставайтесь здесь, чтобы править нами, посреди цветов и пальм.
Но Конан лишь покачал головой в ответ.
– Нет на земле более благородного края, чем Пуатань. Но в одиночку ей не устоять, какими бы храбрыми ни были ее сыновья.
– Она поколениями стоит особняком, – возразил Тросеро, уязвленный до глубины души оскорблением, нанесенным памяти его предков. – Мы не всегда были частью Аквилонии.
– Я знаю. Но обстоятельства изменились; дни, когда королевства были разделены на удельные княжества, воевавшие друг с другом, канули в прошлое. Времена герцогств и свободных городов миновали; наступила эпоха империй. Правителей снедают имперские амбиции, и только в единстве остается шанс на спасение.
– В таком случае давайте объединим Зингару и Пуатань, – упорствовал Тросеро. – Полдюжины принцев злоумышляют один против другого, и вся страна погрязла в гражданских войнах. Мы покорим ее, провинцию за провинцией, и присоединим к вашим доминионам. Затем с помощью зингарцев мы завоюем Аргос и Офир. Мы построим империю…
И вновь Конан покачал головой.
– Пусть другие терзаются мыслями об имперском величии. Я же всего лишь хочу вернуть себе то, что по праву принадлежит мне. У меня нет желания править империей, на живую нитку сметанной кровью и огнем. Одно дело – захватить трон с помощью его подданных, дабы править ими с их согласия. И совсем другое – поработить чужеземное королевство и править силой страха. Я не хочу стать еще одним Валерием. Нет, Тросеро, я буду править или только Аквилонией, или ничем.
– Тогда ведите нас через горы, и мы разобьем немедийцев.
В глазах Конана засверкали искорки горячей признательности.
– Нет, Тросеро. Это была бы напрасная жертва. Я скажу тебе, что должен сделать для спасения своего королевства. Я должен найти Сердце Аримана.
– Но это же безумие! – запротестовал Тросеро. – Измышления жреца еретического культа и бред полоумной ведьмы!
– Ты не был в моем шатре на Валькии, – мрачно возразил Конан, невольно покосившись на свое правое запястье, на котором до сих пор темнели синие отметины. – Ты не видел, как с грохотом обрушились скалы, похоронив под собой цвет моей армии. Нет, Тросеро, я уверен в том, что Ксалтотан – не простой смертный и, только имея в своем распоряжении Сердце Аримана, я могу противостоять ему. Вот поэтому я еду в Кордаву. Один.
– Но это очень опасно, – не унимался Тросеро.
– Жизнь – вообще опасная штука, – громыхнул король. – Но я поеду не под видом короля или даже рыцаря Пуатани, а буду выдавать себя за странствующего наемника, каким не раз въезжал в Зингару в былые времена. О да, к югу от Алиманы у меня достаточно врагов на суше и на море. Многие
