стойку:
– Эй, бармен! Повторите!
Бармен наполнил бокал и пододвинул его к Марго. Фил посмотрел на бокал с неодобрением.
– Завтра утром у вас будет болеть голова, – сообщил он.
– Плевать! – все тем же ликующим голосом сказала Марго. – Выпью таблетку аспирина, и все пройдет. Зато к обеду я стану богаче на пять миллионов баксов!
Фил зыркнул глазами по сторонам.
– Во-первых, не на пять, а на два с половиной, – тихо сказал он. – А во-вторых, говорите тише. У нас и так тьма конкурентов.
– Да. – Марго нахмурилась. – Простите. Я… – Тут Марго икнула и испуганно прижала ладонь к губам. – Ой, – пробормотала она стыдливо. – Кажется, я немного перевозбудилась.
– Кажется, вы немного перебрали. Это уже пятый бокал. Завтра утром…
– До утра еще нужно дожить, – бесцеремонно оборвала его Марго. – Эх, жаль, что уже так поздно. Мне не терпится взяться за работу!
Фил смотрел на нее строгим, осуждающим взглядом.
– Давайте договоримся, – тихо и твердо проговорил он. – Отныне мы везде ходим только вдвоем. Идет?
– Идет, – кивнула Марго.
– Завтра в девять часов утра я приду к вам в номер.
Марго улыбнулась глупой улыбкой подвыпившей женщины.
– Это будет замечательно, – сказала она. – А нельзя пораньше?
– Это во сколько же? – не понял Фил.
– В два часа. Или лучше… в час.
– Ночью фотоателье и фотостудии не работают.
– Правда? – Марго вздохнула и отвернулась. – Какой же вы… непонятливый.
– Что? – не расслышал Фил.
– Ничего, – буркнула Марго. – Допьем и пойдем спать. Я с ног валюсь от усталости.
Глава 7
Прощание
Они пересекли заваленный строительным мусором бульвар Распай и свернули на неширокую, старую улицу. Анна уже слышала, что многие горожане недовольны тем, что новые бульвары прокладывают по «живому телу» Парижа, но сама еще не поняла, как к этому относиться.
Модильяни шагал по парижским улицам неторопливо и уверенно, как маркиз, обходящий свои владения. Его голова была горделиво приподнята, взгляд подернут пеленой задумчивости, словно он все время о чем-то размышлял.
– Я люблю Париж, – сказал Модильяни сквозь свою облачную задумчивость. – Моя мать утверждает, что по красоте его не поставишь рядом с Венецией и Флоренцией. Но мне нравится здешний рассеянный свет. От него веет каким-то классическим спокойствием.
Мимо проехал, поскрипывая колесами, фиакр. Прокатившись по брусчатке метров двадцать, он остановился возле дверей таверны, вывеска над которой гласила: «Встреча кучеров».
– Хотите, зайдем? – предложил Модильяни.
Анна улыбнулась и покачала головой:
– Нет. Это для меня слишком.
– Тогда идемте в парк! – сказал Модильяни.
До парка дошли быстро. В пути все больше говорил Модильяни. Манера у него была странная – он говорил тихо, но в его голосе страсти было больше, чем в ином отчаянном крике. Иногда, глядя на смуглый, словно нарисованный охрой на плотном, влажном воздухе Парижа, профиль, Анна спрашивала себя: «Помнит ли он, что я иду рядом с ним?»
Наконец они пришли в парк.
– Вам понравился Египетский отдел? – спросил вдруг Модильяни.
– Да, но я бы хотела осмотреть все залы Лувра.
– Все остальное недостойно внимания, – небрежно проговорил Модильяни.
– А как же Венера Милосская? – лукаво поинтересовалась Анна.
– Венера? – Модильяни улыбнулся. – А вы замечали, что прекрасно сложенные женщины, которых стоит лепить и писать, всегда кажутся неуклюжими в
