— В высшей степени интересно. Значит, ваше последнее отчетливое воспоминание относится к двадцать третьему сентября, — по крайней мере, вам так кажется. А какая сегодня дата, по-вашему?
Только тогда я осознала, почему промозглый воздух и тусклое серое освещение подспудно беспокоили меня.
— Я и время-то назвать не могу, сэр, не говоря уже о дате.
— Сейчас два часа пополудни, четверг, второе ноября. Тысяча восемьсот восемьдесят второй год от Рождества Христова, — добавил он, приподняв бровь.
— Ноября! — вскричала я. — А где я была?.. Как я могла?.. Сэр, вы должны немедленно телеграфировать моему дяде. Он с ума сходит от тревоги.
— Не обязательно. Если бы некая Джорджина Феррарс пропала без вести неделю назад, а уж тем паче месяц назад, нас непременно известили бы. В психиатрические лечебницы, как и в обычные больницы и полицию, поступают все сведения о пропавших людях, но особа по имени Феррарс — да и вообще никто, по приметам похожий на вас, — в наших списках не значится. Возможно, вы сообщили своему дяде, что уезжаете, хотя вряд ли сказали, что в сумасшедший дом и под чужим именем. Посему, прежде чем его беспокоить, давайте попробуем внести в дело ясность.
Он достал из кармана сюртука листок бумаги:
— Вот все сведения, которые вы сообщили моему помощнику вчера утром. Имя: Люси Эштон. Адрес: отель «Ройял», Плимут. Дата рождения: четырнадцатое февраля тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Место рождения: Лондон. Родители: умерли. Ближайшие родственники: в живых никого нет. Истории тяжелых телесных или душевных болезней не имеется. В случае болезни или кончины оповещать некого. «Пациентка говорит, что она одна на всем белом свете», — записал мистер Мордаунт. Интересно, не правда ли?
— Но, сэр, я никогда даже не бывала в Плимуте!
— Думаю, мы можем с уверенностью утверждать, что бывали. Из всех заболеваний труднее всего осознается амнезия, мисс Эштон, поскольку пациенту в буквальном смысле слова не за что ухватиться. Значит, перечисленные обстоятельства вам ничего не говорят?
— Ровным счетом ничего, сэр. Я понятия не имею почему…
— У меня есть по меньшей мере два объяснения. — Доктор Стрейкер достал блокнот и карандаш. — Но прежде чем мы перейдем к этому… Ваше полное имя?
— Джорджина Мэй Феррарс, сэр.
— Дата и место рождения?
— Третье марта тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Неттлфорд, Девоншир.
— Это недалеко от Плимута, так ведь?
— Кажется, да, сэр. Я не помню. Мы с матушкой перебрались жить к моей тетушке, то есть двоюродной бабушке, в коттедж под Нитоном на острове Уайт, когда я была малым ребенком.
Доктор Стрейкер выслушал мое сбивчивое объяснение с вежливо-насмешливой улыбкой, всем своим видом словно говоря: «Ну и почему мы должны верить вам на сей раз?»
— Понятно… А ваш отец?
— Годфри Феррарс, сэр. Я его совсем не помню. Он умер, когда мне еще и двух лет не исполнилось.
— Печально слышать. Вы знаете, кто он был по профессии?
— Врач, сэр… — Я чуть было не сказала «как вы», но вовремя прикусила язык. — У него была практика в Лондоне.
— В какой части Лондона?
— В Кларкенвелле, сэр. Но он тяжело заболел и был вынужден перебраться в сельскую местность. Отец выздоравливал в Неттлфорде, когда я родилась.
— Но так и не выздоровел?
— Выздоровел, сэр, но он настоял на том, чтобы взять другое место, в Саутварке…
— Снова в должности врача?
— Да, сэр. Матушка отвезла меня в Нитон — мы должны были поехать в Лондон, как только отец там обустроится, но он свалился с тифозной лихорадкой и умер прежде, чем известие о его болезни дошло до нас.
— Вы помните дату?
— Нет, сэр. Помню только, что было лето.
— Хорошо… скажем, лето шестьдесят второго года. — Доктор Стрейкер черканул в блокноте несколько слов. — Как звали вашу мать в девичестве?
— Эмилия Редфорд.
— Она умерла, если я правильно помню, десять лет назад?
