Мой загадочный двойник

Ее гладкое детское лицо теперь казалось лживой маской.

— Нет, спасибо, Белла.

Она слегка кивнула и вышла прочь, оставив меня осваиваться на новом месте.

Комната, оклеенная голубыми обоями с растительным узором, хоть и выцветшими, выглядела гораздо веселее прежней. Обстановка почти такая же, как в лазаретной палате: кровать, небольшой дубовый комод, платяной шкаф и бюро. Из окна — слава богу, с занавесками — открывается вид на мощеный внутренний двор, ограниченный тремя другими стенами здания, и ряды окон напротив. Решетка из четырех толстых железных прутьев, вделанных в каменную кладку, находится снаружи, отчего сходство комнаты с тюремной камерой уменьшается. Дверь здесь без смотровой прорези; имеется даже хлипкая щеколда, чтоб запираться изнутри, но ключа в замочной скважине нет.

Снимать плащ я не стала: поскольку до наступления темноты еще оставалось полно времени, я решила безотлагательно воспользоваться вновь обретенной свободой и проверить, действительно ли мне позволено гулять по всему поместью. У подножья лестницы стояли и разговаривали две модно одетые женщины — посетительницы? добровольные пациентки? шпионки? Они с любопытством взглянули на меня, однако ничего не сказали. Когда я приблизилась к наружной двери, сердце мое забилось учащенно, но никто не выскочил из тени, чтобы меня схватить, а уже мгновением позже я стояла на гравийной дорожке.

Густая роща слева от меня тянулась на запад, до граничной стены поместья, находившейся ярдах в ста самое малое. Бледное солнце спускалось к верхушкам деревьев. На лоскутных полях впереди и справа работали люди. У высокой каменной стены, изгибавшейся огромной дугой к северу и востоку, мирно паслись коровы. Если бы не мрачная громада клиники за моей спиной, было бы полное впечатление, будто я стою в полях рядом с лесом Брайтстоун, где мы с тетей Вайдой иногда гуляли.

Я повернула направо и двинулась по дорожке в сторону ворот, как уже делала однажды. Свобода казалась дразняще близкой; сердце мое глухо стучало и во рту пересохло от волнения, когда я прошла под раскидистыми ветвями лесного бука, теперь покрытыми набухшими почками, и вышла на внешний двор.

Ворота были закрыты: очередное доказательство (если таковое еще требовалось), что мой побег был подстроен. Мне следовало бы сообразить, что ни в одной психиатрической лечебнице главные ворота никогда не оставят открытыми и без охраны.

За вами будет вестись пристальное наблюдение. Представив холодный насмешливый взгляд доктора Стрейкера, устремленный на меня сверху, я с трудом подавила приступ паники и, не замедляя шага, пошла дальше — свернула направо, в конюшенный двор, и обогнула угол конюшни. Теперь я находилась вне видимости из окон клиники.

Земля здесь отлого поднималась к граничной стене поместья, еле видневшейся вдали. К востоку простирались широкие поля и луга, а к югу — густые рощи. Позади конюшни оказался большой огород, справа огороженный высокой кирпичной стеной, по другую сторону которой я сидела часом раньше. Две кухонные работницы выдергивали морковь из грядки неподалеку. Они с любопытством взглянули на меня, но не выказали ни малейшей тревоги.

Я прошла огород насквозь и двинулась дальше. Красный кирпич нового корпуса сменился серым камнем среднего крыла, а впереди возвышалась мощная четырехугольная башня из гораздо более древнего камня — выщербленного временем и почти черного. Окна ее представляли собой узкие вертикальные прорези, причем все нижние были наглухо заложены кирпичом вместе с дверным проемом.

Приблизившись, я увидела, что башня является частью длинного, беспорядочно построенного здания из такого же темного древнего камня. Оно располагалось всего шагах в двадцати от главного здания и соединялось с ним узкой каменной галереей, вымощенной плитами. Над крышей не поднималось ни дымка, сквозь гравий повсюду пробивалась сорная трава, пол галереи устилали прелые листья.

Стены двух зданий — серого и черного — словно наклонялись друг к другу, образуя подобие глубокой расселины, расширяющейся книзу. Если пойти прямо, до конца здания, а потом повернуть направо, я окажусь там, откуда начала путь. Высоко надо мной окна верхнего этажа сверкали в лучах заходящего солнца, но на земле уже лежала густая тень. Вас нашли без чувств на дорожке… Не здесь ли со мной случился припадок? Что я здесь делала среди ночи? И что стало причиной припадка? Что-то увиденное мной? Или услышанное?

Ноги мои словно сами собой зашагали быстрее, еще быстрее, и наконец я пустилась бегом — промчалась по гравийной дорожке до угла, повернула направо и бросилась к двери, откуда недавно выходила на прогулку, потом пронеслась через холл (казалось, ставший гораздо темнее за время моего отсутствия), взлетела по лестнице, подгоняемая эхом собственных частых шагов, стремительно пробежала по коридору и ворвалась в свою комнату, где прыгающими пальцами задвинула дверную щеколду и в изнеможении привалилась к двери, дрожа с головы до пят.

Независимо от того, является Фредерик сообщником своего хозяина или же просто покорным исполнителем его воли, доктор Стрейкер никогда не согласился бы перевести меня в другое отделение, если бы не преследовал какую-то свою цель. Неужели он и впрямь хочет, чтобы я опять сбежала? Никакой другой причины в голову не приходило. И он, безусловно, с уверенностью полагает, что я опять отправлюсь на Гришем-Ярд.

А там меня, скорее всего, ожидает что-нибудь еще более ужасное, чем в прошлый раз. В лучшем случае меня арестуют как сбежавшую из клиники