Я знаю, что я не человек.
Нет.
У меня никогда не было семьи.
Нет. Это другое.
Я должен попросить, чтобы меня вернули, но я не стану этого делать. Вы можете вмешиваться в мои мысли, но вы не можете их контролировать.
Две недели в Дордони и коробка домино
На следующий день мы сидели в гостиной. Мы с Изабель. Ньютон был наверху с Гулливером, который теперь уснул. Мы заглядывали на чердак время от времени, но пес не покидал сторожевого поста ни на минуту.
— Как ты? — спросила Изабель.
— Не умер, — ответил я. — Встал же.
— Ты спас ему жизнь, — сказала Изабель.
— Не думаю. Даже массаж сердца и искусственное дыхание не пришлось делать. Врач сказал, что у него лишь незначительные повреждения.
— Мне все равно, что говорит врач. Гулливер прыгнул с крыши. Это могло его убить. Почему ты не позвал меня?
— Я звал. — Разумеется, это была ложь, но ведь и вся канва ложна. Вера в то, что я муж Изабель. Все это вымысел. — Кричал тебе.
— Ты мог погибнуть.
(Должен признать, что люди тратят огромное количество времени — почти все — на гипотетическую дребедень. Я мог бы разбогатеть. Я мог бы прославиться. Меня мог сбить автобус. Я могла родиться с меньшим количеством родинок и большим размером груди. В молодости я мог бы посвящать больше времени изучению иностранных языков. Похоже, люди применяют условное наклонение чаще, чем любая другая известная форма жизни.)
— Но я не погиб. Я жив. Давай сосредоточимся на этом.
— Куда делись твои таблетки? Они были в буфете.
— Я выбросил их.
И снова ложь. С этим ясно. Неясно, кого я защищал. Изабель? Гулливера? Себя?
— Зачем? Зачем тебе понадобилось их выбрасывать?
— Решил, что такие таблетки не стоит держать в доме. Учитывая, в каком состоянии Гулливер.
— Но это диазепам. Валиум. Передозировки валиума не бывает, это тысячу таблеток надо проглотить.
— Да. Знаю.
Я пил чай. Что очень даже приятно. Гораздо лучше кофе. У чая вкус уюта.
Изабель кивнула. Она тоже пила чай. С чаем жизнь как будто налаживается. Это горячий напиток из сухих листьев, который используют в трудные
