Вдруг Блитцен начал снижаться.
– Эй, что случилось? Мы должны лететь вверх! – переполошился Отец Рождество.
Но они теряли высоту, причём очень быстро. Замёрзшее озеро стремительно надвигалось. Блитцен никогда не был поклонником фигурного катания, так что ему стоило больших трудов устоять на льду. Копыта оленя разъезжались во все стороны, пока он отчаянно пытался удержать равновесие и затормозить.
Наконец они врезались в берег, и Отец Рождество, неуклюже кувырнувшись в воздухе, плюхнулся в большой сугроб. Следующие несколько минут он лежал там неподвижно, глядя в лишённое волшебства небо, и думал о письме Амелии, которое до сих пор хранил в кармане. Теперь он уже и сам не верил, что сможет на него ответить.
Мыло
Работный дом оказался пугающим местом. Он стоял на отшибе, словно другие дома боялись к нему приближаться. За чёрными металлическими воротами виднелась угрюмая дверь болотного цвета. Над домом нависли тяжёлые облака, отчего он ещё больше походил на тюрьму.
– Спасибо, констебль Нюхлз, дальше я сам, – сказал мистер Мор и дал полицейскому монетку.
– О, благодарю вас, сэр, благодарю! – И констебль Нюхлз посмотрел на Амелию: – Делай, что велит тебе добрый мистер Мор.
– Я сюда не хочу! – закричала Амелия, когда ворота со скрипом затворились, лишая её всякой надежды.
Мистер Мор потащил девочку к работному дому.
– Никто не хочет, – буркнул он, почёсывая сломанный нос. – В том-то и дело.
Им навстречу вышла женщина в тёмно-синем платье с накрахмаленным воротником. Невысокая, худая, с тяжёлым подбородком, она выглядела так, будто откусила лимона. Увидев Амелию, она втянула носом воздух, и на лице у неё появилась гримаса отвращения.
– У нас новенькая, миссис Резче.
– Что это ещё за отрепье?
– Говори! – рыкнул мистер Мор, подкрепляя слова ударом трости.
– Меня зовут Амелия.
– Амелия? – переспросила миссис Резче. – Похоже на «милая». Но, боюсь, нелегко будет сделать что-нибудь милое из такого исходного материала.
Тихий смешок, сорвавшийся с её губ, последовал за Амелией, как призрак утраченного счастья.
Каким бы жутким ни казался работный дом снаружи, внутри он был ещё страшнее. Он будто весь состоял из острых краёв и углов. Коридоры вели в общие спальни и комнаты для работы. Стены были выкрашены в самый унылый оттенок коричневого, какой Амелия только видела в жизни. От одного взгляда на него сердце наливалось грустью. Измождённый старик с печальным лицом возил по стене малярной кистью. Амелия покосилась на банку в его руках. Надпись на этикетке гласила: «Унылая коричневая краска».
Казалось, в этом месте никто и не помнил про Сочельник.
– Здесь всегда найдётся работа, – с явным удовольствием сказал мистер Мор. – Оставляю девочку на вас, миссис Резче.
Он повернулся к Амелии.
– Мне пора домой. Вечером должен прийти трубочист. Он гораздо лучше той бестолочи, что занималась моим дымоходом в прошлый раз.
С этими словами мистер Мор ушёл.
– Ну что ж, – сказала миссис Резче. – Пора тебя отмыть.
Она подвела девочку к деревянной двери, с которой струпьями облезала краска. За ней обнаружилась большая промозглая комната с ванной посередине. Из пятен сырости на стенах легко можно было составить карту мира.
Миссис Резче проследила за тем, чтобы Амелия приняла самую холодную ванну в своей жизни. Даже слёзы не смогли согреть ледяную воду. Затем женщина протянула ей что-то, по виду напоминавшее мешок.
– А это зачем? – спросила Амелия.
Миссис Резче сердито покачала головой.
– В работном доме вопросов не задают.
Но Амелия и сама уже догадалась, что это не мешок, а её новая одежда. Она натянула жуткую бесформенную хламиду и поёжилась.
– Колется, – пожаловалась девочка.
Миссис Резче довольно кивнула и принялась грубо расчёсывать волосы Амелии.
– Прекратите! – закричала девочка. – Отстаньте от меня, вы… – Она уже не соображала, что говорит. Амелия устала и была сама не своя от горя. У неё выдался худший день в жизни, и, когда миссис Резче в очередной раз дёрнула её за волосы, у девочки вырвалось: – Чудовище!
Миссис Резче пришла в ярость. Она схватила кусок мыла, который лежал на краю ванной, и крикнула:
– Открой рот!
