Первое послание Суворин выбросил, втрое куда-то потерял, но вот третье, пришедшее сегодня утром, взволновало не на шутку. Он уже наметился заявить в полицию, а она тут как тут, такая удача!
Пасквиль был предъявлен незамедлительно.
Статейка напечатана на обычном листе писчей бумаги знакомым машинописным шрифтом – засечку на «а» ни с чем не спутаешь. Конверт без штемпеля. Кто принес – неизвестно, как и следовало ожидать. Впрочем, отличие этого послания от поздравления рогоносцу бросалось в глаза. Под текстом гордо значилась авторская подпись.
– Кто из литераторов пифет под таким псевдонимом? – спросил Ванзаров.
– Никто, о чем вы! Что это такое: «Антон Чижъ»?! Не псевдоним, а пошлость! – Суворин всплеснул руками от возмущения.
Требовалось вчитаться в текст. В общих чертах издатель пересказал верно: новая кровь как причастие для воскрешения России. Но маленькая деталь ускользнула от внимания редактора. В статье указывалась дата, когда в империи случится новая эра.
И хоть автор использовал символический шифр («зачатый от крови января, родится на день позже в положенный срок»), разгадать его не составило труда – 10 августа. Не камуфлет, а прямо таки приглашение на казнь!
– Вы ничего не слыфали про «Первую кровь», или «Primus sanguinis»? – спросил Родион Георгиевич и немедленно пожалел об этом. Глаза Суворина налились хищной жаждой репортера знать новость первым. Так что про содалов спрашивать не стоило.
– Думаю, опасность реальна, – с трагической интонацией сообщил Ванзаров.
Суворин дрогнул и подавленно спросил:
– Что же делать?
– Способ есть… Пифите: «Для Антона Чижа. Ожидаю в канун зари в кафе, где явилась бенгальская пряность в девятый час, для обсуждения условий публикации»…
– Ничего не понял, но звучит романтично! – обрадовался Суворин. – Как подпишем?
– «Незнакомец».
– Удобно ли? Все-таки мой псевдоним слишком известен…
– Это объявление ставите на место, где было сообфение об опознании трупа. Сегодня в вечернем и завтра в утреннем выпуске.
Алексей Сергеевич обещал все исполнить, но не утерпел спросить:
– А это самый… поймет?
– «Антон Чижъ» непременно поймет. – Родион Георгиевич разгладил усы с довольным видом. – Никуда не денется.
– Отважный человек! Идти на встречу с возможным убийцей! – восхитился Суворин.
– С чего взяли, что пойду я?
– А кто же?
– Вы. Кто ж не знает «Незнакомца» в лицо!
И чиновник полиции стремительно откланялся.
Августа 8 дня, около часа, +23° С.
Сначала на Офицерской, затем на Мойку
Раскланялся чиновник, прямо сказать, странно. Еле кивнул и перебежал скоренько на другую сторону. Как от прокаженного, в самом деле. Коллежский советник решил не придавать ерунде значения, мало ли что по жаре с мозгами у человека творится, и направился к дверям Управления. Он представил, сколько бумаг и циркуляров с нетерпением ждут его на столе, потом прикинул: а не поехать ли на дачу за дочками, и даже повернул восвояси, но тут на пути выросли две фигуры в штатском. Ростом выше, в плечах – шире.
– Господин Ванзаров? Родион Георгиевич сознался.
– Имеем предписание задержать и препроводить вас в Охранное отделение. В случае сопротивления, имеем предписание применить оружие.
Родион Георгиевич согласился – не развязывать бой на людной улице.
Один из субъектов протянула руку:
– Прошу сдать личное оружие.
Браунинг перекочевал из брючного кармана в лапы агента.
– Прошу садиться, – предложил другой, указывая на распахнутую дверцу подъехавшей кареты с зарешеченными окнами.
Покорно устремился Ванзаров в душное нутро тюремной перевозки.
Ехали недолго. Карета встала. В открывшейся двери показались массивные ворота «охранки». Конвой препроводил коллежского советника прямиком в знакомый кабинет. Модль немедленно вышел из-за стола, изобразил искреннюю радость и приветствовал пожатием руки.
– Как доехали? – заботливо поинтересовался жандармский ротмистр.
Доставленный выразил полное удовлетворение.
– Ну и чудесно… У меня к вам дело. Вернее и не дело даже, а так, дельце, но требуется профессиональный совет. А то захочешь сделать хорошо, так все приходиться делать самому. Не против?
Такой изысканной просьбе грех отказать. Последовало приглашение к столу, на котором была разложена карта Петербурга.
– Рассказываю условия задачи. Сегодня утром в этом месте… – ротмистр указал на левый берег Невы, – грузчиком была обнаружена довольно странная находка… Извольте взглянуть на фотографию… Далее, вот тут, рядом с Инженерным замком, кухарка случайно увидела этакую штуку… Вот снимок… Но что самое любопытное, менее чем в километре… вот здесь… дежурным городовым была сделана еще одна находка… Вот снимочек. Теперь вопрос к вам, как специалисту по розыску: где можно ожидать недостающие части тела?
Родион Георгиевич очертил пальцем довольно обширный круг, в который попал Александровский сад и Дворцовая площадь.
– Совершенно верно! – обрадовался Модль – Примерно в этом квадрате мы и нашли. Вот, извольте взглянуть, протокольную фотографию… это лежало за дровницей во дворе вот этого дома…
Палец ротмистра уперся в Малую Конюшенную улицу.
– Любопытно, не правда ли? На ум приходит библейская легенда о левите, который отдал жену на поругание жителям города, а потом разрезал ее на двенадцать частей и отправил в разные концы Израиля. Но у нас все прозаичней. Извозчик Растягаев показал по карте маршрут, которым в субботу вез некую даму с сундучком. И знаете, путь в точности совпал с местами, где были обнаружены останки. Что думаете об этом?
– Голову нафли? – спросил Ванзаров.
– Это и есть второй вопрос к вам, как сыщику, так сказать. Где может быть голова?
– От нее должны были избавиться в первую очередь.
– Совершенно верно! Причем избавились так ловко, что место преступления мы нашли, а вот головы пока нет. Далее…
– Ротмистр, довольно игр.
– Какие игры, Родион Георгиевич, прошу совета, что делать! – Модль собрал протокольные снимки, разложенные по карте. – Представьте, собраны все улики, есть обезображенный труп, о котором сообщил пристав Шелкинг, и даже есть подозреваемый. Но вот незадача: трудно представить, что супруга чиновника полиции – помощник убийцы. Что нам делать?
– Где разделывали «чурку»?
– В сарае дачи, которую арендует на лето семейство чиновника Ванзарова, – Ответ прозвучал без намека на балагурство. – Найдены следы крови и топор с пятнами. Ваша кухарка также признала, что две части тела из найденных завернуты в ее старые платки. А говорите, сундук у покойного Одоленского пропал! Шутник-с!
– Убийство было соверфено в ночь с четверга на пятницу, это установлено экспертизой. Обыск вы проводили вчера. Почему нафли следы только сегодня?
– Мы искали всего лишь запрещенную литературу, о которой был донос. В доме обыск закончили, как только нашли ее. В сарай не заглядывали, не было такой нужды.
Модль свернул карту трубой, раскрыв стол, на котором обнаружилось заведенное дело с отчетливо выведенной надписью «Ванзаров»:
– Надеюсь, как профессионал, не станете отрицать: имеется предостаточно оснований для ареста вашей супруги? – И вперился змеиными глазами.
Выдержал Родион Георгиевич, выдержал стойко. Лишь поинтересовался, что с женой.
Оказалось, Софья Петровна находится в камере, здесь, на Мойке, с нее снят допрос, она ни в чем не признается. Глафира также арестована, но дала признательные показания: созналась, что хозяин ее узнал о любовнике, пригласил юношу на дачу, напоил и убил в сарае. Чтобы замести следы, приказал супруге сложить тело в сундук, части тела завязать в узел, сундук оставить у извозчика, а руки-ноги выбросить в городе по дороге. Голову велел утопить в озере. Ротмистр предъявил страницы допроса, подписанные каракулем няньки, и добавил с теплым чувством:
– Понимаю, выглядит странно. Когда б такой специалист решился на убийство, то не стал разбрасывать по кустам тело. Вам я верю, но показания не спрячешь.
– Могу ли знать, где мои дочки? – Ванзаров удерживал бешенство на тонкой ниточке.
– Они помещены в Николаевский женский приют. Да вам и не до них нынче будет… Принимайтесь-ка за работу, коллежский советник, да как следует. Но в другой раз выполняйте уговор. Шутки кончились.
– Я делаю все возможное…
– Вот и делайте! – рявкнул Модль. – Почему вызвали Ягужинского, а не нас, когда нашли содала?! Вы что обещали?!
– Не советую кричать, ротмистр, – сказал Родион Георгиевич без угрозы, но как-то само собой вышло, что жандарм слегка отшатнулся и даже извинился за несдержанность.
