– А не должен был.
Шатун пожал плечами, и я вдруг понял. Шатуна назначили главным в Десяти Путях. Я чуть не расхохотался. Лучшего Туза для этой помойки не найти.
Никко взглянул на меня:
– А ты чего лыбишься?
Я что-то проблеял.
– Опаздываешь на два дня, пререкаешься, плетешь про вчерашний день, а теперь скалишься?
– Да я…
– Завали хлебало.
Я завалил.
Никко подчистил коркой подливку и отправил в рот.
– Короче, – прочавкал он и ткнул пальцем в Шатуна. – Козлы, которые это сделали, должны дорого поплатиться. Такого паскудства я не спущу никому. Донеси эту мысль до уродов из Десяти Путей.
Шатун прикинул.
– Как далеко мне зайти в этом деле?
– Как понадобится. Но… – Никко умолк, глотая, после чего договорил: – Я не хочу, чтобы ты сжег этот чертов кордон дотла. Понятно?
Шатун слегка расстроился, но послушно кивнул.
Я тоже. Никко был умен. Десять Путей – дыра, но гордая. Чужого начальства там не терпели – так, разрешали с краешку примоститься. Да к черту, туда не совалась даже городская стража. Если Шатун разойдется, против него восстанет большая часть тамошнего Круга.
– Добро, – сказал Никко. И отмахнул Шатуну: – Проваливай к дьяволу.
Тот слегка поклонился, ухмыльнулся мне и вышел. Поскольку Руки по-прежнему нависали, я понял намек и не двинулся с места.
Никко отпил чашку не знаю чего, состроил мину и отставил в сторону.
– И ты пойдешь.
Я подобрался:
– Что?
– В Десять Путей. Отправишься с ним.
Мать твою за ногу, этого я и боялся. Пять лет я угробил на то, чтобы выползти из этой помойной ямы. Это не было ни приятно, ни просто, и я поклялся не возвращаться. К тому же, будучи занят там, я не найду ни реликвию, ни Иокладию.
Я облизнул губы, лихорадочно соображая.
– Вряд ли я подхожу для этого дела. Я родом оттуда.
– Вот и отлично, ты знаешь кордон.
– Знал, – поправил я Никко. – Это было давно. А если кто-то и вспомнит, то, может, и побеседует, но с тем же успехом прирежет. Я уходил оттуда не по-хорошему.
– Вот и возьмешь с собой Резунов.
– Ты же знаешь, что я так не работаю, – сказал я и взялся за бородку. – Проклятье, Никко, ты совсем…
Никко щелкнул пальцами. Тяжелые лапы вдавили меня в сиденье, да чуть не насквозь. Я поморщился и снова стал молодцом, но никого этим не обманул.
Никко откинулся в кресле и стал изучать ногти.
– Дрот, мы опять разошлись во мнениях?
– Нет, – сказал я, – просто…
– Я спрашиваю: мы разошлись во мнениях?
Громилы надавили со всей дури, и что-то угрожающе затрещало. Может, стул, а скорее – хребет.
– Нет, – выдохнул я. – Нисколько!
– Хорошо. – Никко кивнул, и меня отпустили. – Выйдите.
Руки вышли из комнаты, притворив за собой дверь. Никко ждал, пока на лестнице стихнет их топот. Потом заговорил:
– Твое счастье, Дрот, что ты мне нравишься.
– Ага, повезло, – пробормотал я, потирая плечи. Вроде цел.
– Иди к черту, Дрот! – Никко ткнул пальцем туда, где недавно стояли Руки. – Мне следовало велеть им выбить из тебя дурь! Ты что о себе возомнил? Ты спорил со мной при них и при Шатуне! Болван!
