– А вдруг ты спешил? Спешка чревата ошибками.
– Да, но зачем? И вообще, с какой стати мне понадобилось убивать тебя?
– Я и не говорил, что это ты меня заказал, – возразил я и показал на подделанную подпись сестры. – Ты кормишься такими вещами.
– Да. И хочу пользоваться вырученными деньгами, то есть жить. К тому же, – заметил он, щелкая по бумаге, – это халтура. Я не дошел бы до такого убожества даже под угрозой смерти.
Я вспомнил слова Йосефа.
– Огрехов мало, и заметить их нелегко.
– Но ты же заметил, – отозвался Балдезар. – Хорошая подделка тем и хороша, что дилетант не увидит в ней ничего подозрительного. А это письмо не выдержало даже такого испытания. – И он ткнул пальцем. – Вот здесь, здесь и здесь неправильно отрисованы буквы. В третьей и пятой строчке почерк поплыл. И как минимум две затертые и исправленные стилистические ошибки. Подделка документов – это искусство в той же мере, в какой и копирование. А тут поработал не художник, а переписчик.
– Кто бы он ни был, он владел образцами почерка баронессы Сефады, – напомнил я. – И знал, что мы с ней деловые партнеры. Это по-прежнему указывает на тебя.
– Да, и это меня беспокоит, – кивнул Балдезар. – Это значит, что либо кто-то забрался в мой кабинет, либо замешан мой работник. Так или иначе, это плохо. Но у меня нет причин желать тебе смерти.
Балдезар еще раз изучил письмо и протянул его мне.
– Я объяснил, почему это не моя работа, Дрот, но доказать не могу. Это подделка, а я подделываю. Но я отличный мастер, а этот – нет.
Не будь передо мной Балдезар, я рассмеялся бы в лицо после такого объяснения. Но я знал его давно и понимал, что он не запорол бы документ, даже если бы захотел. Самолюбие не позволит.
Я забрал у него письмо и придвинулся.
– Ладно, – сказал я. – Положим, ты этого не делал. Но я все равно считаю, что сведения о баронессе просочились отсюда. Найди виновника, иначе в следующий раз я могу повести себя менее «прагматично».
– Не волнуйся, – сказал Балдезар. – Мы оба пострадали. Я заинтересован в этом не меньше тебя.
Я мрачно усмехнулся:
– Сомневаюсь, Фальшак. Очень сильно сомневаюсь.
Солнце уже поднялось на две ладони над горизонтом, когда я добрался до дома и рухнул на кровать. Мне бы поспать часов десять, но толком сон не шел. Всплывали дремотные картины поединков, падений, сточных коллекторов и гигантских Ангелов с писчими перьями. К полудню я отчаялся и выполз обратно на улицу.
Наспех перекусив у Проспо, я проверил три тайника, где мне обычно оставляли записки, и пошел по улицам – заниматься делом. Не приходилось удивляться, что добрая половина слухов, собранных за пару часов, касалась меня – вернее, покушения Тамаса. Когда под окнами орут и дерутся, на это обращают внимание. Правды звучало мало, кое-что было чистым враньем, а несколько человек даже удивились при виде меня живого.
Я приписывал последнее раздутым отчетам о поединке, пока не натолкнулся на Бетриз. Она тоже была Носом, только Широким, а не Острым, как я, и сообщила мне, по обыкновению Носов, кое-что неприятное.
– Говорят, что ты утаиваешь от Никко сведения.
Она сказала это буднично и бросила в рот оливку. На пальцы были нанизаны еще шесть – так проще носить съестное, купленное минуту назад.
– Что? – опешил я. – Какие еще сведения?
Бетриз была высока и стройна, с темно-карими глазами и знающей улыбочкой, подобающей Носу. Ею и улыбнулась, едва проглотила оливку.
– Звонят, что ты обнаружил Шпика в доме Никко и не сказал, – сообщила она, слизывая рассол. – Это правда?
Я смотрел на нее бесстрастно, хотя соображал лихорадочно. Слух о Шпике должен был умереть и не подхватываться другими сборщиками информации. Я велел Мендроссу положить ему конец. Какого черта им занималась Бетриз?
– Дурак ты, – сказала она, по-своему оценив мое молчание. – Ты лучше других знаешь, что нельзя ничего утаивать от Никко.
– Я не… – заговорил я, осекся, сделал глубокий вдох и начал заново: – Я делаю, черт побери, свою работу, о которой тебе прекрасно известно: беру хренотень и отделяю хрень от тени. Я не даю Никко угробить организацию из-за пустых подозрений. Все это чушь. Мне совершенно незачем, чтобы он наломал дров по ходу пустых разборок.
Бетриз подняла выгоревшую бровь:
– Это незачем тебе?
– Мне, организации – всем.
– Угу, – отозвалась она, не слишком убежденная.
– Где ты это услышала?
