А вот мои рассуждения о правильном режиме большинству присутствующих не понравились. Парочка придворных прошлись по мне тяжелым катком словесной критики, утверждая: ночная жизнь для богемы и для знати. Тогда как плебеям положено вставать на рассвете и ложиться сразу после заката.
То есть безмолвным наш ужин никак не классифицировался. Споры утихали только во время апробации очередного горячего блюда. И то, пока одни только начинали пробовать, вторые уже возобновляли диспут. Несколько притихли только в момент прибытия одного из офицеров охраны. Тот ничего не стал выкрикивать во всеуслышание, а доставленные новости нашептал в ухо правителя.
Что конкретно говорилось, подслушать не удалось. Двое вельмож продолжили меня атаковать ехидными замечаниями и вопросами, все пытаясь иносказательно доказать, что я отношусь как раз к тем самым плебеям. И пусть я хоть трижды генералиссимус, мое место в саду, а не за этим столом. Даже смешно стало. Так и захотелось воскликнуть в ответ: «В сад! Все в сад, животные!»
Жаль, что сия классика здесь неизвестна. Не поймут-с!
Зато мою ухмылку правильно понял Леонид, наверное, размышлявший аналогично. Придравшись к одному из слов, сказанному нашими оппонентами, он заявил в защиту наших взглядов:
– Проживая в ракушке, улитка всегда отыщет для этого самые высокие причины и следствия. Но ей при этом никогда не понять величия птиц, с высоты бескрайнего неба обозревающих просторы всего мира. Как говорится: рожденный ползать летать и не попытается.
И рассмеялся своим уникальным, заразительным смехом. Когда он так хохочет, нормальный человек (и гайчи к ним относятся) тоже удержаться не может, даже самый желчный мизантроп начинает посмеиваться или улыбаться.
Аффим Гриллих непроизвольно хохотнул, но тут же в раздражении поднял руку, призывая всех к тишине и серьезности. Великий маэстро клоунады перестал ржать, после чего и мы все притихли, ожидая, чем нас собираются огорчить.
– Печально, что не все в моем княжестве в порядке! – С каждым словом князь все больше хмурил брови. – Только что была попытка штурма нашей главной тюрьмы. Жертвы – внушительные. Только погибших – почти три десятка. Причем погиб глава моей жандармерии, экселенс Сток-Лир. А вместе с ним – два десятка его подчиненных. Еще десяток, сражавшихся с ними плечо к плечу, – это переодетые разбойники барона Гепистора. И только благодаря ручным бомбам среди защитников тюрьмы всего лишь несколько раненых… Кстати, не забыли произвести и арест племянницы Сток-Лира, при которой отыскали яд. Она и не стала запираться, что ее дядя заставлял подсыпать отраву в пищу Сюзанны.
Он сделал длинную паузу, после чего продолжил, словно рассуждая:
– Почему так произошло?.. Как случилось, что мои подданные устроили заговор за моей спиной? Чего им не хватало? С какой стати призванные оберегать порядок жандармы опустились до предательства?.. Причем настолько страшного предательства, что у меня в голове не укладывается?..
Один из вельмож осмелился уточнить:
– Ваше сиятельство! Неужели Сток-Лир задумал что-то плохое именно против вас? – И второй тип, точно так же наряженный, добавил:
– Может, произошла какая-то ошибка? Или экселенс что-то не поделил конкретно с Нестором Брайком?
– Ага! И для своих разборок использовал бандитов Гепистора? – скривился с сарказмом Аффим Гриллих. Фыркнул с недовольством и продолжил: – Мало того, выяснилось, кто именно пытался убить мою супругу, введя ей в пятку ядовитую иглу. Это сделал один из мастеров, состоящих в штате главного жандарма. И благо еще что иглу успели вытащить, пока княгиня спала. Сумей ее кто разбудить раньше изъятия инородного тела, она бы умерла. А вся вина легла бы на плечи путешествующего художника Македонского. Не будь меня на тот момент в замке, парня быстренько казнили бы, и все концы в воду.
Он как-то странно посмотрел на меня при последних фразах, и я уловил некоторую издевку. Мало того, в ауре правителя четко просвечивались цвета лживости и недовольства. Похоже, что он мало горевал бы после смерти жены. Особенно если не забывать о восседающей рядом с ним фаворитке, а также учитывая факт уже известного сговора Сток-Лира с княгиней.
Еще одна версия событий нарисовалась моей фантазией:
«Не удивлюсь, если та самая иголочка – дело рук самого князя. Попытался использовать удобный повод для убиения давно приевшейся женщины. Вроде как и нехороший поступок, но…»
Лично я не хотел бы иметь в супругах такую даму, как Юлия Гриллих. Вроде и красивая бабца, да и я далеко не ревнивец какой-то, но вот сама мысль, что такая женская особь может стать официальной спутницей жизни, вызывала стойкое отвращение. А уж если ее сравнивать с таким прелестным цветком, как Сюзанна, то поневоле возжелаешь устранить неуместную помеху к истинному счастью. Или сам повесишься.
Такой, как Аффим, вешаться не станет. А к данному моменту ему и грех брать на душу больше не придется. Вполне официальные обвинения в измене и заговоре, и супруга навсегда исчезает в застенке. Или в дальнем монастыре, если тут такие имеются в наличии.
Пока я прислушивался к словам о своей возможной казни да раздумывал над остальным, на стол подали очередные горячие блюда. Все-таки ужин продолжался, а слугам никто не дал команду приостановить конвейер ведущегося обжорства.
Мы-то с Леонидом, сидевшие только чуток наискосок от его сиятельства, вежливо внимали его словам и даже вилки отложили в сторону, как культурные гайчи. А вот наш приятель Торух, восседавший гораздо правее, чуть ли не на краю стола, продолжал с упоением дегустировать кулинарные изыски. Он ведь и так ничего не понимал в сути ведущихся разговоров, поэтому на него давно никто не обращал никакого внимания. Да и что взять с дикого отшельника
