Сюрреализм какой-то – мелькнула мысль. Позади часто потрескивал остывающий двигатель, впереди скрипел снег под ногами полицейских, и на все это дело падали крупные белые хлопья. «Блин, да что я вообще здесь делаю», – подумалось мне. Я как будто посмотрел на себя со стороны, удивившись нереальности картины. Еще и тишина эта гнетущая. Кстати, о тишине – собак-то не слышно.
– Ааа… это, стойте, – не зная как обращаться к спутникам, выдал я полушепотом нечто невразумительное и, когда парни обернулись, сказал уже уверенней: – Там собаки выли, когда я первый раз мимо проходил. Мало ли, прыгнут, когда во двор зайдем.
– Опять завели. Когда ребенка забирали, пришлось отстрелить обеих, тот их спустил. Так что внимательно, – договаривал сержант, уже повернувшись ко мне спиной, продолжая шагать по сугробам, высоко поднимая ноги. Да, снега он уже набрал прилично в кроссовки, машинально отметил я.
Сквозь редкие деревья уже просматривалась поляна с двумя домами друг напротив друга. Тот, что слева, виден хорошо. Обычный деревенский дом, бревенчатый, даже досками не обшитый. Бревна черные, но даже отсюда заметно, что не крашеные, а рассохшиеся и потрескавшиеся. Пройдя еще метров двадцать, уткнулись в забор второго дома. Почти близнец, только обшит досками и выкрашен в голубой цвет, который от времени выцвел почти до белизны. У первого дома калитка и забор знатно припорошены снегом, следов не было совсем, зато у второго хорошо натоптано. Судя по четкому полукругу снега на земле у калитки, открывали ее сегодня часто. Артем постоял чуть у забора, рассматривая дом на противоположной стороне поляны, потом, поймав мой взгляд, махнул рукой, типа посматривай, сам же открыл калитку наполовину и аккуратно осмотрелся.
– Собака дохлая, – сообщил сержант и скользнул во двор, так и не открыв калитку до конца. Лейтенант пошел следом, да и я тоже, недолго думая, юркнул за ними, бросив последний взгляд на дом напротив, по-прежнему темный и безмолвный.
Во дворе стояло покосившееся здание гаража, у дверей которого сейчас присевший на колени сержант рассматривал убитого кабыздоха. Собака, явная дворняга, валялась с размозженным черепом. Цепь от ее шеи поднималась вверх, к кольцу, прикрепленному к проволоке, которая тянулась через весь двор поперек. А ничего задумка, отметил я, собака может через весь двор бегать на короткой цепи и не запутаться.
– Саш, посмотри за гаражом, – я было дернулся, когда по имени назвали, но Артем посмотрел на лейтенанта. Тезки, значит.
Когда круглолицый скрылся за гаражом, я заметил, что туда ведут смазанные следы. Через пару секунд, пока сержант рассматривал окна дома, из-за угла появился белый как мел лейтенант.
– Там это, труп лежит, – лица на нем не было, и голос чуть дрожал.
– Чей труп-то? Человечий? – спросил сержант, отвлекаясь от окон и подходя ближе к покосившимся створкам гаража. Так чтоб из окон дома видно не было.
– Ну да, человечий, – неуверенно ответил лейтенант.
Артем смерил его тяжелым взглядом, потом, покачав головой, сам пошел за гараж. Я сунулся за ним, интересно же. За гаражом, на куче деревяшек и ржавых железок, бесформенным кулем лежало тело, уже изрядно присыпанное снегом. Одна из рук была откинута в сторону и висела в воздухе под нереальным углом. Сержант подошел и смахнул снег с лица, потом с одежды. Пока я ежился брезгливо, он быстро осмотрелся и пошел обратно к нам.
– Дед это, Иваныч. Порезали его, ватник весь красный. У телефонной будки тоже его кровь, наверное. Давайте в дом, только аккуратней. Стреляй сразу, если что, только не наглухо старайся, – кивнул Артем лейтенанту.
Пока сержант открывал дверь на застекленную веранду, я рассматривал окна. Показалось, что в дальнем, третьем по фасаду, шевелятся занавески, о чем негромко предупредил.
Сержант только кивнул – он уже тихо выбил одно из маленьких стекол решетчатого окна веранды и, просунув руку внутрь, открывал дверь. Когда щелкнул замок и Артем с лейтенантом шагнули внутрь, у меня мелькнула мысль в дом не ходить. Но без какого либо оружия чувствовал в этой ситуации себя просто голым, поэтому двинулся вслед за полицейскими в дом.
Зайдя, сморщился с отвращением – в нос просто бил кисло-затхлый запах. Но это еще ничего, потому что, когда вслед за лейтенантом прошел в темную прихожую, запашок на веранде сказкой показался. Не особо люблю сельские туалеты, а когда их в доме устраивают, этого вообще понять не могу. Кессонов здесь явно нет, ассенизаторские машины тоже вряд ли ездят, и запах уже в бревна впитался.
Сморщившись, я шел, чуть не утыкаясь тезке в спину, который так же приклеился за сержантом. Ему тоже, видимо, хотелось быстрее покинуть эту вонючую прихожую. Вдруг сержант остановился, а следом и мы. Постояли немного, пока глаза к темноте привыкали, потом Артем двинулся дальше.
– Туалет, – показал он кивком подбородка лейтенанту.
– А? – Тот недоуменно воззрился на него в темноте.
– Туалет проверь, – сквозь зубы пояснил сержант и взялся за ручку двери, ведущей дальше в дом.
– Нет никого, – сообщил морщившийся лейтенант, закрыв туалет, и двинулся следом за Артемом, который тут же открыл дверь и зашел на кухню. Я придержал за ними дверь, когда-то обшитую, а теперь всю в свисающих лохмотьях кожзаменителя напополам с утеплителем, и тоже сунулся следом. Пройдя через небольшую кухню, вошли в большую комнату. Тут стоял полумрак, свет не горел. Заходя, я надеялся вздохнуть спокойно, но не тут-то было – уже не просто пахло, а воняло. Воняло перегаром, блевотиной, окурками. Вся комната прокурена, мне, некурящему, это особо чувствовалось. Но остальные запахи перебивала вонь немытого человеческого тела, по сравнению с которой казарменный дух мог показаться ароматом ландыша. Дальше идти желанием я не горел, привалившись к косяку и осматривая комнату, а вот полицейские пошагали вперед.
