– Так они ромы же!
– Ну да, железно. Не поспоришь.
– Депортировали в Румынию, а беспорядки были в Болгарии недавно, там цыган громили, – козырнул знанием я.
– Короче, не суть. Мне там в голову запало, что эти ромы, типа небольшой народ, который тоже геноцид пережил, но если про евреев все в курсе, то про ром никто не говорит, хотя Алоизыч их накромсал едва ли не больше…
– Алоизыч? – непонимающе переспросил Артем.
– Адольф же! – Гешино лицо выражало недоумение.
– А почему Алоизыч?
– Да хрен знает, его многие так называют.
– Как это не удивительно, но его называют Алоизыч оттого, что его отца звали Алоис, – вновь вставил я реплику.
– Ну да, железно. Не поспоришь, – слово в слово повторил недавний ответ сержанта Геша. – Ну, короче, Алоизыч их кромсал, а всем ровно, и вот, в частности, из-за этого надо уважать этот маленький гордый и самобытный народ и…
– А чем он самобытен-то? – вскинулся Жека. – Тем, что наркотой барыжат и младенцев краденых их тетки снотворными накачивают, чтоб спокойно себя вели, когда они милостыню просят? В чем самобытность-то? Там не было написано?
– Мля, вы дадите мне кончить! – взорвался Геша.
– Да все, все, давай… продолжай, – улыбнулся Артем.
– Чего, Геш, мысль боишься потерять? – позубоскалил я.
– Короче, про самобытность там много, все не запомнил. Было про то, что женщины у них типа источник грязи, ну этой… ну вы поняли. От женщины типа можно испачкаться. Там даже фишка, что женщины на втором этаже никогда не живут – испачкать могут тех, кто на первом. Мужчины у них не работают, работают женщины. Чем жена больше и хабалистей, тем она лучше, значит, больше денег будет домой приносить. «Табор уходит в небо» – это гонево все – тонкие, задумчивые и красивые у них не котируются. А вообще, там даже народ надолго из семьи не уходит, потому что, если общаться с другими людьми, не ромами, то можно запачкаться. Поэтому цыгане никогда не промышляют тем криминалом, за который можно сесть, потому что на зоне можно так запачкаться, что не отмоешься…
– Блин, это какие-то неправильные цыгане, если так, – удивился я, – а наркотой кто барыжит? За нее же сесть можно?
– Мужчины у них наркоту даже в руки не берут, – ответил вместо Геши Артем, поясняя, – договориться только могут. Передавать женщина пойдет, и хрен ты ей что пришьешь – скидывают сразу. Стремные они люди. Другие. Не такие как мы.
– У меня одноклассник был, когда учился, – вновь заговорил я, – Петька-цыган, как сейчас помню. Мы с ним в школьном хоре пели. Я тогда хотел в Нахимовское училище поступать, а он на мясника собирался идти учиться. Во парень был, ушел после седьмого класса, – я даже поднял большой палец вверх, убрав руку с руля. – Хоть и реальный цыган, и на коне своем рассекал по деревне, а работы не боялся – мы с ним вместе в школе дежурили, полы в классе мыли. И мясником ведь собрался быть. В чем прикол? Неправильный цыган? – глянул я на сержанта.
– Неправильный. Есть еще этот, в «Неуловимых мстителях». Как его, Алекс, ты по-любому знаешь…
– Яшка-цыган, – одновременно сказали мы с Жекой.
– Вот он, – кивнул Артем. – Есть такое слово – «ассимиляция». С ними тоже работает, но не так хорошо, как хотелось бы. Короче, цыгане разные бывают, и мы сейчас едем к нелучшим представителям этой самобытной народности, про особенности которой нам Геша так красочно расписал. Вон поворот как раз, давай направо, – прервал содержательную беседу сержант.
По его указанию я свернул на узкую дорогу, уходящую прямо в лес. Хорошо, что дорожка была асфальтирована, иначе вряд ли проехать смогли. И так снега чуть ли не по бампер – «уазик», рыча двигателем, пер по дороге как корабль. Пока ехали, сержант начал инструктаж:
– Сейчас к железке подъезжаем, машину оставляем. Переезда нет, придется пешочком. Уходим вправо от железки, там тропа. Метров двести – будет мост железнодорожный, проходим под ним. Дальше вдоль берега речки обходим один огород, второй наш. Там на участке дом сгоревший, заброшенный. Нам туда, он как раз напротив цыганских. Осмотримся сначала, потом видно будет. Геша, ты в машине, на рации. Вопросы? – Впереди показалось различаемое под насыпавшим снегом полотно железной дороги.
У забора покосившегося домика станционного смотрителя я поставил «уазик», загнав его в сугроб подальше от посторонних глаз.
– Вопросов нет? – спросил Артем и сам же ответил: – Вопросов нет. Тогда помчали.
Узел связи «Ягодное», жилгородок
Проснувшись, Рома полежал немного с закрытыми глазами. Давным-давно, еще до того, как в тюрьму попал, он очень любил эти моменты. Когда просыпаешься и можно еще несколько минут подремать в невесомости между сном и явью.
«Свобода», – мысленно улыбнулся Рома, вспомнив об амнистии. Сейчас он поднимется, а после выйдет за ворота зоны… за ворота?
Парень еще не до конца проснулся, и мысли в его голове тянулись сладкой патокой. Вдруг заиграли картинки воспоминаний – скрежет крашенных прямо
