из избы напротив – горшочек мёда и шмат солёного сала. По местным меркам новоселье удалось на славу. После забористого пива настроение поднялось. Песни пели, даже плясали. Когда уже в темноте Саша пошёл гостей проводить до калитки, сосед слева, Мирон, сказал:
– Тёща-то у тебя строга! Супружнице твоей пива пить не дозволила. На сносях, что ли, жёнушка?
Саша оторопел, не нашёлся, что сказать. А впрочем, со стороны так и есть. Он похож на молодого мужа Любавы. Авдотья – на тёщу или маму. Занятно. Между тем они не родня и Александру никем не приходятся. Однако объяснять соседям не стал. Так даже проще, семья и семья.
Потянулись будни. Понемногу избу в порядок привели, каждый свою спальню по вкусу. Клад свой – деньги, ценности, Саша в подвал определил, показал Авдотье.
– Если случится со мной чего, это вам на чёрный день, денег до конца дней хватит.
– Да что ты! Типун тебе на язык! Что случиться может? Ты же не хворый.
Видимо, женщинам неудобно на шее у Саши сидеть. И так он для них многое сделал. Авдотья снова травами заниматься стала, Любава – к купцу нянькой. Саша присматривал службу охранником. Времечко для дальних вояжей купцов неудобное, дожди зарядили, дороги развезло. Ещё месяц, и морозы начнутся, кораблики речные на прикол встанут, а обозы уже не ходят, потому как грязь непролазная.
В городе мостовые выложены дубовыми плашками или из лиственницы. Только эти два дерева не боятся воды, прочнее становятся. И если центр города относительно чист, стоит отойти, как в переулках грязь, из которой едва сапоги вытаскиваешь. Занятная вещь – семьсот лет с тех пор прошло, а ничего не изменилось.
Под сапогами хлюпало. Кафтан от мелкого моросящего дождя подмок, сделался тяжёлым. В такую непогоду хорошо в избе, на тёплой печке лежать. Саша предвкушал, как сейчас зайдёт в избу, разденется, горячего куриного супчика с лапшой похлебает. Авдотья обещала сегодня курицу купить, а лапшу они вдвоём с Любавой вчера делали. Мука, яйца, масло, немного молока. Тесто раскатали, на полосы порезали. Только не тоненькие, а как на лагман, широкие.
За дождём, да грёзами о лапше не приметил, откуда пацанёнок выбежал лет десяти. По виду оборвыш бездомный. Таких после нашествия татар много развелось. У пацана в руках каравай хлеба, к груди прижимает, как ценность великую. Следом за пацаном мужик бежит, кричит:
– Держи крадуна!
Видимо, где-то с прилавка парнишка хлеб украл, потому как голоден. Паренёк мимо Саши промчался, босыми ногами воду из луж разбрызгивая. Саша даже попыток не делал схватить, задержать. Пацан не ценности украл, не сапоги или шапку меховую. Пока мужик до Саши добежал, пацан уже через дыру в заборе нырнул и был таков. Тяжело дыша, мужик к Саше подступился:
– Ты почто его не схватил?
– Разве я городской стражник? Не моё дело.
– Он хлеб у меня украл.
– Следил бы лучше.
Слово за слово, ругань пошла. Мужик Сашу за грудки схватил. Кто такое потерпит?
– Руки прочь, раззява!
Саша ударил своими руками по рукам мужика.
– Так ты драться? На!
И мужик ударил кулаком Сашу. В последний момент он успел голову отклонить, но кулаком вскользь по левой скуле всё равно попало. Засаднила щека, вскипел Саша сразу. В ответ двоечку провёл – в подбородок, а затем в поддых. Мужик на спину повалился, ударился головой о дубовую плашку затылком и затих. Саша головой покрутил по сторонам – есть ли видаки, что он лишь сдачу дал, не нападал первым? Пуста улица, лишь вдали тётка толстая идёт. Наклонился Саша к мужику, по щеке похлопал, да без толку, не дышит неизвестный. Надо уносить ноги. Саша пошёл ровным шагом. Начни бежать, сразу обратит внимание. Уже полквартала прошёл, как сзади вопль. Обернувшись, увидел, что толстая тётка у трупа стоит.
– Рятуйте! Человека жизни лишили. Вон он, злодей!
И рукой на Сашу показывает. Он в первый переулок свернул, благо перекрёсток в десятке метров. Хоть не надо было туда сворачивать, пришлось к своей избе окольными путями добираться. Вот же досада! Не собирался он никого обижать или убивать, случайно вышло. И мужик хорош, за караваем хлеба побежал, пожалел утраты, а нашёл смерть свою. Настроение испортилось, в избу войдя, повесил кафтан на перекладине сохнуть. Авдотья дома у печи хлопочет.
– Садись, горячей каши поешь, да с пирогом грибным.
Саша ел, а у самого все мысли о происшествии. Так и съел, не почувствовав вкуса.
– Понравилась ли стряпня? – поинтересовалась Авдотья.
А ему и сказать нечего. Похвалил, старались женщины, ждут заслуженной оценки. Авдотья довольна, миску забрала, кружку с сытом поставила. Хорошая из неё хозяйка, додельная.
– Что пригорюнился? Али случилось что? – заметила его состояние знахарка.
