Последнее слово он протянул, как бы давая знать, что глубины действительно знатные. То, что нам придется застрять здесь надолго, меня не беспокоило. Еще в первый день, едва ли не сразу, как только мы попали на Дюгонь, Гавел развеял все мои опасения.
– Есть связь с остальным миром, – чуть ли не с гордостью заявил он.
– Голубиная, что ли?
– Нет, – и Гавел указал на вершину единственной имеющейся на Дюгоне горы, как будто там я что-то должен был увидеть.
Гора как гора, не слишком высокая, но и не сказать, чтобы совсем уж холм.
– Ровно в полдень на нее поднимается человек, чтобы с помощью гелиографа передать в Чиом, что у нас все нормально. Или не нормально, от чего пока Создатель миловал. Ну а дальше уже по цепочке до самого Банглу. А от Банглу уже действительно с Монтоселом голубиная почта есть.
– Большой, должно быть, у вас гелиограф, – на летучих кораблях мы пользуемся размером с ладонь, но и расстояния ему доступны небольшие.
– Откровенно говоря, гелиографом у нас служит медный таз, – объяснил Гавел несколько смущенно. – Но вполне хватает и его. Так что готовьте сообщение, и скоро за вами прилетят, от Банглу сюда лету два дня.
Нашелся на острове и лекарь – Марвин, молодой парень, можно сказать, юноша. Он, несомненно, был отмечен даром целительства самой Богиней- Матерью.
Правда, дар Марвина оказался не особенно силен: он смог помочь только тем, кто не слишком пострадал после того, как «Небесный странник» рухнул с небес в море. Ушибы и сотрясения, с этим он справился легко, но и обычный лекарь с помощью своих мазей, порошков и других снадобий вылечил бы не хуже. И Адеберту Кеннету он помочь не смог.
«Ему только пожилых дам и врачевать, снимая у них мигрени и хандру, – досадовал я. – Его пациентки без ума были бы от такого молоденького и хорошенького лекаря. Вот у Николь действительно дар. А у этого даже не дар, а так, даришко».
– Увы, господин капитан, – с сожалением развел он руки. – Боюсь, что только сестры из храма Богини-Матери и в силах ему помочь…
«…а Адеберту до него не дотянуть, – закончил про себя я. – Будь с нами Николь, она обязательно смогла бы ему помочь. Если бы она не оказалась одной из тех, что остались на дне моря».
– …а когда ваш корабль закружился на месте, я велел спускать на воду и остальные лодки, – продолжал рассказывать Гавел. – Вам повезло хотя бы с тем, что упади вы в проходе между скал, боюсь, даже мне не удалось бы заставить своих людей туда заплыть.
«Везение – штука отличная, но я бы предпочел, чтобы среди нас нашелся человек, который бы знал, что нельзя пролетать между скалами. Вот тогда везение было бы полным».
– Капитан! – окликнул меня Гвенаэль Джори.
«Гвен – молодец, – подумал я, жестом указывая на стол: присоединяйся. – Если бы не он, Амбруазу точно не выплыть. Теперь наш Пустынный лев наверняка простит ему ту давнюю и не совсем удачную шутку, после которой к Эмметту и прилипло это прозвище».
– Капитан, там Адеберт Кеннет в себя пришел, – сообщил Джори. – Он попросил вас позвать.
Адеберт встретил меня страдальческой гримасой. Возможно, он попытался улыбнуться, но это ему не удалось. За те двое суток, что мы пробыли на Дюгоне, он приходил в себя всего трижды. Каждый раз, по моей просьбе, меня об этом оповещали, но поговорить нам так и не удалось – почти сразу же Берт впадал в забытье.
«Даже если Кеннет сумеет выжить, то на всю жизнь останется парализованным, – думал я, глядя на его попытки мне подмигнуть. – Господи, как же ему не повезло при падении „Небесного странника“! Возможно, внутри него ни одной целой кости не осталось, а уж позвоночник точно поврежден. Судьба».
– Люк, – наконец, прошептал Кеннет так тихо, что мне едва удалось разобрать. – Ты знаешь, я хочу перед тобой кое в чем сознаться.
Слова давались ему с трудом, он надолго замолкал, но в конечном итоге фраза у него получилась именно такой.
– Говори, Берт, я тебя слушаю.
Почему-то мне казалось, что его признание будет связано с ним и Николь, слишком уж виноватым было его лицо. Не знаю, почему именно пришла мне в голову эта мысль, ведь никаких предпосылок для этого не было, но подумал я именно так. Но нет, услышать мне пришлось совсем другое.
– Люк, я ведь тоже писал стихи.
И я вздрогнул. Капитан Адеберт Кеннет, лихой капитан, писал стихи?! Ладно те книги, что я видел в его руках, о чудном томленье какой-то барышни: время от времени любого человека посещает какая-нибудь блажь. Но чтобы писал сам!
Наверное, вид у меня был в тот момент настолько ошарашенным, что Кеннет улыбнулся вновь, и на этот раз улыбка его действительно была похожа на улыбку.
– Там, – и он едва заметно шевельнул пальцами, – в моем сундучке, на самом дне, осталась целая тетрадь с ними. Я все не решался показать их, видя твою реакцию, ну а теперь зачем мне скрывать?
– Ты выживешь, Адеберт, обязательно выживешь, – постарался я дать ему надежду. – Когда мы окажемся в Банглу, там нас будет ждать Николь. А уж она такая целительница, поверь мне, что не только исцелит тебя, но и заставит подняться на ноги, хочешь ты того или нет.
В те мгновенья я сам верил в то, что говорил. Но, боюсь, он меня даже не слышал. Берт смотрел куда-то в небо, поверх моего плеча. Невольно я
