поставщики «снова накосячили», а у него «нет ни времени, ни сил разбираться еще и с этой ерундой».
Арина разобралась. Сначала с поставщиками, потом в кафе с каким-то заезжим скандалистом, требующим круассаны непременно с абрикосовым джемом, а не с шоколадом. Потом больше часа провела в галерее, наблюдая, как в витрины укладывают разномастные ножи, ножики и прочие колюще- режущие предметы, как все это добро запирают, подсвечивают максимально эффектно, подключают сигнализацию. Еще полчаса ушло на препирательства с охранником, не позволявшим уборщице тете Нюре протереть хоть и сияющие, но, по мнению Арины, все равно еще далекие от идеала витрины. В лучах яркой подсветки отпечатки рук рабочих на стекле выделялись четко и вызывающе. Евгении это точно не понравится.
Охранник смотрел на Арину со снисходительным презрением, оборону держал стойко и отключать сигнализацию хоть на десять минут не собирался. Пришлось взывать к Дементьеву, который оказался лояльнее своего не в меру ретивого подчиненного и вопрос с наведением окончательного лоска решил в одно мгновение. Тетю Нюру подпустили наконец к витринам, но за каждым ее движением охранник следил так пристально, словно она была воровкой- рецидивисткой. Дементьев понаблюдал за процессом несколько минут, а потом ему позвонили, и он вышел на улицу, прямо в дымно-туманную непогоду. Наверное, разговор предстоял серьезный, не для посторонних ушей, если за бортом остались и кондиционированный воздух кафе, и его знаменитая хозяйка.
Впрочем, Евгении тоже было чем заняться. В расслабленной праздности и приятных разговорах с гостями она провела не больше часа, а потом активно включилась в подготовку вечера. Когда того требовали интересы дела, работала Евгения за троих.
Вдвоем с Ариной они заглянули в банкетный зал, простаивающий в обычные дни, но рассчитанный на весьма приличное количество гостей. По залу уже сновали выписанные из области официантки, бармен деловито и сноровисто выставлял на дубовую барную стойку разнокалиберные стаканы, бокалы и рюмочки. Дама-флористка колдовала над букетами, а специально приглашенный декоратор заканчивал украшать стены драпировками цвета маренго. Работа спорилась словно сама собой, но за всей этой видимой легкостью стояли немалые усилия хозяйки и такие же немалые финансовые вложения ее супруга.
День пролетел в суете и бесконечных заботах. На то, чтобы обдумать план действий, у Арины не было ни минуты. Одно она знала точно: то, что спрятано с такой изощренной тщательностью, по-прежнему на своем месте. Значит, Серый Волк пока еще не добрался до тайника и ждет, когда она сделает ошибку. А она даже в толпе, окруженная строителями, персоналом, посетителями, не чувствует себя в безопасности, потому что любой из этих незнакомцев может оказаться Серым Волком. Сейчас он таится, так же как и она сама, прячется в толпе, чтобы, когда придет время, напасть, защелкнуть челюсти на шее глупой Красной Шапочки.
Бежать! Бросить все и бежать! Вот о чем молили инстинкт самосохранения и здравый смысл. Бежать прямо сейчас в надежде, что при свете дня Серый Волк не посмеет напасть.
Он не посмеет. Он слишком хитрый, слишком матерый, чтобы повторно упустить добычу. Нет, он не станет убивать ее при свидетелях, он просто последует за ней, чтобы напасть, когда рядом никого не окажется. А значит, Арина не станет бежать, она дождется ночи, времени воров и убийц. А до того, как наступит ночь, нужно придумать план. Хоть какой-нибудь, но лучше бы идеальный.
Временное затишье наступило ближе к шести вечера, когда кафе закрыли для обычных посетителей, а в выставочном и банкетном залах все было готово к приему гостей. Евгения уехала домой «наводить красоту», прихватив с собой Николаса, словно взятого в плен заложника. Дементьев тоже уехал, оставив двух бравых ребят охранять свою коллекцию, улыбнувшись вконец замотавшейся Арине как-то по-свойски и чуть заговорщически пожелав удачи. В «Салоне» остался только персонал и бригада строителей. Строители ушли бы еще в обед, если бы Евгении не вздумалось расцветить растущие возле особняка липы.
– Пир во время чумы, – сквозь стиснутые зубы процедил прораб Андрей, проходя мимо и едва не задев Арину плечом. И ей стало жаль его, обычного наемника, так же, как она, сверхурочно исполняющего чужие прихоти.
Иллюминацию монтировали долго, перекрикиваясь, переругиваясь, как акробаты балансируя на приставных лестницах, чихая и кашляя от рвущегося в легкие дыма, утирая рукавами слезящиеся глаза.
Пир во время чумы. Это верно сказано. Там, снаружи, запах пожара, дым и несмолкающий рев сирен: то пожарных, то полицейских, то «Скорых» – а тут, в «Салоне», полным ходом идут приготовления к костюмированному балу, выставке и фейерверку.
В семь зажглась наконец иллюминация, и подсвеченные разноцветными гирляндами деревья превратили сквер в сказочный сад. Это было и в самом деле красиво, в этом ощущалось что-то мистическое, и на мгновение Арина позабыла про пир во время чумы. Оставалось еще время для того, чтобы перевести дух, выпить чашку кофе, только не с круассаном, а с полноценным бутербродом. Ветчина, сыр, листочек салата на хрустящем багете. Очень скоро ей понадобятся силы.
Несмотря на вывеску «Закрыто», болтающуюся на стеклянной двери, кафе было полно. Передохнуть перед последним рывком решила не только Арина, но и остальные: нанятые официанты, бармен, бригада рабочих, недавно приехавший ведущий изрядно потрепанного, но все еще бравого вида. И над всеми этими уставшими, возбужденными, готовыми ринуться в бой людьми царствовал невозмутимый Ваган Шалвович. Угощал, подавал свои фирменные круассаны, подливал кому чай, кому кофе. Был он бодр и свеж, щеголял в белоснежном, до хруста накрахмаленном поварском костюме, благоухал одеколоном, и Арине не верилось, что этот человек почти сутки провел у плиты.
