Его супруга, будущая королева Инляндии, с обеспокоенностью поглядывала на мужа и говорила что-то утешающее Диане Форштадтской, которой посчастливилось взять в мужья одного из блудливых Инландеров.
Наконец появился и король Луциус. Поцеловал супруге руку, отметив, как она прекрасно выглядит, поприветствовал собравшихся и легко, будто и не было ему за пятьдесят, вскочил на жеребца.
Прозвучали охотничьи рога, всадники выстроились в шеренгу: дамы – вторым рядком, а впереди – мужчины с ружьями за спинами. По бокам поскакали загонщики, пятнистым ковром понеслись вперед борзые. Лошади двигались ленивой трусцой, все ускоряясь, набирая ходу, азарт волнами захватывал охотников, заставляя прижиматься к коням и нестись навстречу ветру.
Охота началась.
Люк проскакал несколько километров и медленно, пользуясь тем, что охотники растянулись дугой по лесу, ушел влево, подальше от суеты. Уже звучали выстрелы, гиканье всадников и далекий переливистый лай – борзые поднимали зверье, которое начинало петлять перед облавой и в конце концов попадалось кому-то из стрелков на глаза; выученные псы под выстрелы не лезли, занимаясь гоном и выслеживая добычу. Небо начало сереть, но до рассвета было далеко. Люк спешился у поваленного дерева, сел на него и достал флягу с коньяком. Долг свой – посветить физиономией среди придворных – он исполнил, теперь можно и посидеть, подумать.
Все неделю он занимался визитами – в первую очередь к тем, кто хоть как-то связан с погибшими родственниками Инландеров. Тратил кучу времени на светскую болтовню, прежде чем можно было непринужденно перевести разговор на интересующие его события. Но и здесь, увы, оказалось пусто. Все, с кем он встретился, были уверены, что смерти их родных – несчастные случаи; никаких подозрений в том, что это убийство, даже не проскальзывало.
Люк все так же ненавидел рутину. И искушение добраться до материалов расследований, находящихся где-то в вотчине Розенфорда, росло. Но он останавливал себя. Если безопасник причастен к вычищению дома Инландеров и Люк попадется на изъятии дел – это приговор. Впрочем, – Кембритч ухмыльнулся, – пусть даже начальник разведки непричастен, но если его, Люка, поймают в хранилище, то там и прикопают, и никакая протекция короля не спасет.
Возможно, завтрашний бал в его лаунвайтском дворце даст какие-то зацепки. Там должны были присутствовать те, с кем встретиться он не успел.
Конечно, было бы куда проще, если бы ему можно было действовать в одиночку, без груза и надзора невесты, которая была обязана появиться рядом с ним. Но ее отсутствие вызвало бы скандал и обеспечило бы сплетников пищей на много дней вперед.
С момента их с Ангелиной последнего общения и так произошла всего одна публичная встреча. Ее высочество пропадала где-то в Милокардерах, выделить смогла всего два часа, в ходе которых они чинно выпили чай в ее покоях (принцесса оказалась отличной собеседницей, и он с удивлением отметил, что ему доставило удовольствие общение с ней), попозировали журналистам, посетили школу в Дармоншире и расстались, ко взаимному удовольствию.
Марину он при посещении дворца Рудлогов не видел – принцесса была на работе. И к лучшему. Слишком много глупостей он творил ради нее и рядом с ней.
Сейчас же по обоюдному молчаливому согласию у них установилось своеобразное «время тишины». Люк не мог отказать себе в том, чтобы слать ей подарки и цветы, но теперь приходилось следить за тем, чтобы не перепутать заказы. Розы для Ангелины он заказывал из центральной оранжереи, подписываясь полным титулом и каким-нибудь «Жду встречи с вами». Марине – из уже облюбованного им цветочного магазина, анонимно. Не хватало еще, чтобы пошли слухи, будто лорд Дармоншир окучивает сразу двоих Рудлог.
Люк не пытался позвонить ей. Понимал, что, если услышит Маринин голос, – никакие обещания не удержат его от очередного безумия. И последовательно, настойчиво сдерживал себя – как алкоголик избегает прикосновений к бутылке, чтобы не сорваться в запой.
Два месяца. Два месяца до свободы. Он обязан был продержаться. Он почти верил, что продержится.
Люк поморщился – лай собак стал громче, а значит, место его уединения скоро будет обнаружено. Снял ружье, решив сунуть его в седельный чехол – смысла таскать на себе не было. Встал – и тут на полянку с гулким стуком и треском ломаемых кустов выпрыгнул огромный олень. Метнулся в одну, в другую сторону – и замер, не зная, куда бежать. Перед ним – человек с оружием, справа – лошадь, позади и слева – собаки. В воздухе пахло резким, неприятным мускусом – обычно олени пахнут малозаметно, но после скачки и от испуга зверь вонял как отходы мясокомбината.
Собаки уже визжали где-то совсем близко, настигая добычу, а Кембритч с любопытством рассматривал оленя, наклонившего башку с ветвистыми рогами, высокого, грудастого. Бока его ходили ходуном, подрагивали, зверь прядал ушами, выдыхал со свистом, и на ноздрях и на черных губах пузырилась пена. Коричневая шерсть с темными подпалинами и седыми пятнами. Старый, много проживший боец, покрытый шрамами, – почти как он сам, Люк. Хорошая добыча.
Кембритч медленно поднял ружье, глядя в блестящие черные глаза, – и тут ему в голову просто шибануло животным страхом и агрессией, предчувствием боли. Видимо, зверь уже встречался с охотниками, да и наверняка были среди его шрамов оставленные пулями. Люк от адреналина мгновенно взмок, ствол как-то сам собой опустился к земле.
«Беги».
Зверь понятливо мотнул башкой и сорвался мимо Люка куда-то в чащу леса – только ветки затрещали.
