вы можете поплыть на одном из них.
Заяц, не дожевав очередной пирожок, невнятно забормотал, возражая на это предложение. Я сказал:
– По определенным причинам я не могу обратиться в полицию.
Хольф вздохнул, выпустил дым через ноздри и откинулся на стуле. Несмотря на возраст, лицо у него было гладким, а светлые глаза – неожиданно ясные. Двигался хозяин мягко, неторопливо, никаких резких или суетливых жестов. В разговоре он иногда плавно поводил рукой, подчеркивая отдельные слова, а иногда, поставив локти на стол, сцеплял пальцы домиком. Один раз он оперся о них подбородком и окинул Зайца долгим оценивающим взглядом, под которым тот заерзал и смутился.
Пока Хольф задумчиво молчал, я огляделся. И снаружи, и внутри дом напоминал баркас «Мое дело» – он словно раздался вширь, приняв основательную форму своего хозяина и переняв его черты. Мистер Хольф все вокруг себя, включая рыбацкий поселок, по единственной улице которого он провез нас на пути к своему дому, превращал в нечто удобное, крепкое и приятное для существования. Этот немец казался человеком, повидавшим жизнь и разбиравшимся в ней, но не ставшим циником, не потерявшим веру в людей, все еще способным и любить, и прощать их.
Заяц снова потянул меня за рукав, и когда я повернул голову, прошептал:
– Анри, нам побыстрее надо. Упустим совсем баржу. За ущельем начинается эта… как ее…
– Дельта, – сказал я. – Там река разливается, и найти баржу будет совсем трудно. Нужно догнать ее раньше.
– Так я о чем! Что делать будем, Анри? – еще жарче зашептал он, покосившсь на хозяина. – Плыть уже надо, плыть быстрее!
– Вы поможете нам? – прямо обратился я к Хольфу.
Тот развел руками, как будто немного виновато:
– Вы не хотите обращаться в полицию, это смущает меня. Да и чем я могу помочь? Вот разве что покормить вас и дать обогреться.
– У вас баркас. И угольный амбар во дворе. Загрузите несколько больших корзин угля в двуколку, едем на пристань. Я не умею управляться с баркасом, но вы-то умеете и…
Я запнулся, когда новая мысль пришла в голову. Просить хозяина отвезти нас – означает впутывать хорошего человека в свои нехорошие дела. Лучше мне плыть одному. Зайца тоже надо бы оставить на берегу, да только вряд ли получится, но старосту втягивать уж точно не следует.
– И все-таки – просто продайте мне баркас, – произнес я. – Ничего, как-нибудь справлюсь. Может, где-то ниже по реке живут ваши знакомые? Я бы, наверное, мог оставить баркас им. Или просто причалить где-то на берегу, в таком месте, где он будет заметен. Спустя несколько дней вы вместе с одним из рыбаков поплывете следом, найдете свою посудину и вернетесь с ней.
Еще не договорив, я понял, что его не устраивает мое предложение. Выслушав, Хольф навалился локтями на стол, подался к нам и неторопливо заговорил, все так же добродушно и немного виновато, но очень уверенно, почти требовательно. Он будто хотел, чтобы мы обязательно признали его правоту:
– Послушайте-ка, Алекс… В мире происходит много чего. Очень многие нуждаются в помощи, и всем помочь я не могу. Все на свете делится на две части: мое дело и не мое дело. То, что вы предлагаете, – не мое дело. Я староста этой деревушки, Пестемаров, я сам ловлю рыбу, хотя в последние годы больше по привычке, чем по необходимости, я помогаю рыбакам… Скупщики, которые забирают улов по всему побережью, дают за него на треть меньше. Но у меня небольшая грузовозка там, в каретном сарае за домом, я сам отвожу рыбу на фабрику. Скупщики недовольны, зато люди в деревне с каждого улова получают больше денег и благодарны мне. Хотя старый двигатель отжил свое, сейчас машина не на ходу… Так вот, это, – взмахом мягкой ладони он очертил все вокруг: и хлопочущую у печи жену, и детей, опять столпившихся в дверях, и дом, и двор с пристройками, и деревню, а затем посмотрел на меня прямо и твердо. – Все это – мое дело. А вести двух незнакомцев вслед за баржей, с которой они почему-то выпали, когда один из них вооружен, а второму, кажется, довелось повидать много больше, чем положено ребенку его возраста… Нет, Алекс Гримуарди, простите, но это – не мое дело.
Речь его прозвучала очень веско, но я не собирался сдаваться и сказал:
– Хольф, но я же сказал: вам не нужно плыть. Я сам…
Он вздохнул и внимательно посмотрел на Зайца. Это был не первый подобный взгляд, которым хозяин одаривал мальчишку, причем после них Хольф всякий раз посматривал на собственных детей с выражением, которое я не мог понять, а однажды переглянулся с женой, которая, помедлив, кивнула ему с легкой полуулыбкой.
– Юноша, вы просто не знаете, о чем говорите, – произнес Хольф. – Ниже по реке Джердапское ущелье. Так называемые казаны, Хайдучка воденица… Это самые опасные места на всем Дунае. Через них не всегда удается пройти даже опытным шкиперам, не один десяток судов покоится там на дне. А вы хотите, чтобы я позволил вам плыть дальше в одиночку? Да проще пробить в днище баркаса дыру и затопить его прямо у пристани! Нет-нет, тут уж речь идет не про деньги – без опытного человека пройти ущелье невозможно. Отпустить вас дальше одного значило бы отправить на смерть и вас и «Мое дело».
Я уставился на стол перед собой. Если так, то… Я не хотел втравливать этого человека в свои дела, но у меня просто не было выбора.
– Тогда плывите с нами, – сказал я. – Высадите там, где я укажу, и возвращайтесь. У меня есть деньги, я по-настоящему много заплачу вам. Смотрите…
