направился в кафе, откуда было удобно наблюдать за особняком российского торгпредства, под крышей которого работала штаб-квартира Вязовского.
Он занял дальний столик, скинул пальто и заказал кофе с круассанами. Столик этот Аскольд выбрал не случайно – по левую руку от него была дверь в тамбур, ведущий в туалет и в подсобку. В туалете имелось небольшое окно, через него при случае можно покинуть кафе, оказавшись на параллельной улице. Сел он спиной к выходу, чтобы наблюдать в надраенную до зеркального блеска декоративную металлическую пластину на стене одновременно за дверью кафе и улицей, где стоял особняк торгпредства.
Вместе с кофе официант принес местную газету. Поблагодарив его, Аскольд пробежал на последней полосе хронику происшествий – никаких упоминаний о событиях в Швейцарии, только статья о беглых каторжниках, угнавших на Ньюфаундленде военно-транспортный дирижабль армии США, – и взглянул на первую полосу. А вот тут уже было на что обратить внимание. Кричащий заголовок «Дьявольский огонь в Москве! Кто виноват?» заставил его на некоторое время забыть про кофе. Аскольд быстро прочитал статью. Французский репортер в Москве писал о том, что сегодня утром была предотвращена попытка покушения на русского царя-императора. Неизвестные взорвали поезд «Самодержец», прибывший на Всемирную механическую выставку из Санкт- Петербурга. Есть многочисленные жертвы. Взрыв привел к крупным разрушениям, выставка не состоялась. Царь-император не пострадал, поскольку взрыв случился раньше намеченного визита на церемонию открытия.
Дальше приводились технические данные «Самодержца», конструктором которого был Вилл Брутман, британский инженер. Перечислялись приглашенные на выставку персоны, ехавшие из Санкт-Петербурга в Москву, среди них также значились несколько подданных Туманного Альбиона. В конце статьи репортер делал неоднозначные выводы насчет отношений между Британией и Россией, намеревавшейся подписать договор о военно-политическом сотрудничестве. Но взрыв разрушил планы о союзе империй, разведя державы по разные стороны баррикад.
Аскольд возмущенно фыркнул. Очередная манипуляция. Ясно ведь: Брутмана и гостей подставили, чтобы обострить отношения между странами. Канцлер Германии радостно аплодирует – вот так и формируется общественное мнение.
М-да… Он отложил газету, отхлебнул кофе и взял круассан, глядя на отражение улицы в металлической пластине. Из особняка торгпредства вышел худощавый мужчина, секретарь представительства, не имеющий отношения к разведке. Следом показался его помощник. Аскольд полез было за хронометром в карман, но вспомнил, что тот остался в купе утонувшего вагона, и обернулся на циферблат изящных, стилизованных под средневековый замок ходиков над барной стойкой – рабочий день в торгпредстве закончился. В здании еще шесть рядовых сотрудников, но и они не заставили себя ждать. В десять минут шестого торгпредство опустело. То есть ушли все, кто в силу своих обязанностей занимался торговыми отношениями между Россией и Францией.
Слабо колыхнулась плотная штора в окне второго этажа. Находящаяся в торце здания штаб-квартира была отделена от офиса торгпредства капитальной стеной и имела свой отдельный вход через цокольный этаж, скрытый от посторонних глаз плотно посаженными туями. Кабинет Вязовского был наверху, под ним располагались комната с аппаратурой связи и архив.
Сколько точно сейчас человек в кабинете, сколько внизу, Аскольд не знал. Карл Модестович Вязовский отпускал личного секретаря в пять тридцать, задерживал редко – предпочитал, если потребуется, телеграфировать донесения в Россию лично. Он обладал почти абсолютной памятью, блестяще владел азбукой Морзе, наизусть помнил шифры, легко управлялся с аппаратурой связи.
Аскольд представил себе Вязовского – грузного пожилого господина с широким добродушным лицом, сидящего за столом. Представил, как тот вдумчиво изучает документы, поглаживая бородку, делает пометки карандашом, и засомневался в том, что глава резидентуры – предатель. Если Горский отправил телеграмму ему лично, секретарь не мог иметь к ней доступа. Но кто даст гарантии, что после прочтения Вязовский не показал документ секретарю или что тот не покопался без его ведома в бумагах?
В круг подозреваемых также попадал один нелегал, работавший под прикрытием в Марселе, звали его Андрей Белобок. Он часто появлялся в Париже, участвовал в операции по встрече Ларне – именно Белобок изображал кавалера, провожавшего даму с зонтиком на аэровокзале, когда погиб ученый. Остальные агенты осуществляли связь с Вязовским через кураторов и приезжали в Париж только в случае крайней необходимости.
Аскольд взглянул на часы: до половины шестого еще десять минут. Наверное, тянуть с визитом в штаб-квартиру не стоит – если секретарь тоже там, надо будет допросить и его. На всякий случай Аскольд рассовал имевшиеся деньги и документы по карманам, оружие сунул за пояс, взял походный набор, где лежали отмычки, и подозвал официанта. Дав ему монетку, попросил присмотреть за вещами, сославшись на то, что сильно прихватило живот и ему нужен ключ от туалета.
Запершись в туалете, он быстро открыл окно и вылез наружу. План был прост: зайти в штаб-квартиру, оглушить и связать секретаря, если тот на месте, затем подняться на второй этаж и побеседовать с Вязовским, после чего можно провести допрос секретаря. Нужно потратить не больше пяти минут на каждого. Аскольд хорошо усвоил уроки следственной практики: нельзя дать преступнику опомниться и сообразить, каков расклад у сыскаря, блефует тот или действительно обладает вескими доказательствами вины задержанного. Первые минуты допроса после ареста зачастую играли решающую роль в деле. Только стоит учесть, что Вязовский службу начинал еще до упразднения III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и в разведке без малого тридцать лет. Поэтому играть Аскольду придется с весьма опытным противником.
Дверь, ведущая в цоколь, прятавшийся за туями, конечно, была заперта. Аскольд достал отмычки и за несколько секунд справился с замком. Вытащил из-за пояса револьвер и, пригнувшись, чтобы не удариться о низкую притолоку, шагнул внутрь.