На стук открыл Жак.
– К мадам Медьюз, – объявил Аскольд и без паузы добавил: – Скажи, пришел человек от Мишеля.
Жак кивнул и захлопнул дверь у него перед носом.
Горский как-то наставлял Аскольда: агенту не стоит посещать бордели, там легко угодить в «медовую ловушку», особенно если есть что терять, например семью. Куратор считал, что семья делает агента заложником в любых обстоятельствах, угроза ее распада или жизни родных может перевесить чашу весов в самый неподходящий момент.
С другой стороны, развитие фотоаппаратуры и связи с хозяевами борделей позволяли агентам самим устраивать «медовые ловушки»: отличное средство для шантажа и вербовки нужных людей.
Дверь вновь открылась. На пороге стояла женщина средних лет в длинном голубом платье и цветастом платке на плечах.
– Ваше настоящее имя? – сказала она.
Похоже, врать сейчас не имело смысла.
– Аскольд Пантелеев.
Женщина помедлила, разглядывая его большими карими глазами.
– Августа Медьюз, – представилась она наконец. – Жак, проводи гостя в комнату ожидания.
Аскольд поблагодарил и вошел в дом. Комната ожидания располагалась почти у входа. Там не было окон, единственный путь к отступлению загородил собой Жак. За его широкими плечами виднелся зал, проход в который частично занавешивали зеленые бархатные портьеры с золотистыми кисточками. Пол зала устилал пестрый арабский ковер.
Возможно, Августа Медьюз имела восточные корни – отсюда любовь к ярким цветам. Аскольд опустился на приземистый колченогий диванчик возле большого зеркала напротив входа. Диванчик, зеркало и столик в углу имели резную позолоченную отделку. Мягкий свет бра на стенах успокаивал. Аскольд откинулся на спинку дивана, прислонился затылком к стене и закрыл глаза, впервые за истекшие сутки позволив себе расслабиться.
– Вот, возьмите, – прозвучало неожиданно.
Аскольд с трудом открыл глаза. Оказывается, не заметил, как уснул и как в комнату вошла мадам Медьюз.
Она протягивала ему бумажный сверток.
– Что это? – Аскольд поднялся и тряхнул головой, прогоняя сон.
– Не знаю. Мишель оставил для вас.
Аскольд не стал уточнять, почему и зачем. Раз Августа спросила его имя и принесла сверток, значит, Горский дал ей инструкции на случай своей гибели.
– Вы видели, как он умер? – вдруг спросила Августа.
– Да, мадам.
Держалась женщина хорошо, но от Аскольда не укрылось, как в ее глазах блеснули слезы. Похоже, Августу и Горского многое связывало.
– Маман! – раздался в коридоре звонкий голосок, и мимо Жака, ловко поднырнув под руку громилы, в комнату проскользнул темноволосый мальчуган в ночной рубашке. – Папа? приехал?
Улыбка все еще была на лице мальчика, когда он встретился взглядом с Аскольдом.
Августа что-то строго сказала сыну на непонятном языке. Жак сграбастал мальчугана крепкими ручищами и передал запыхавшейся дородной тетке, появившейся у входа.
Аскольд смотрел, как тетка уводит ребенка, в котором трудно было не заметить сходства с Горским.
Эх, Мишель, Мишель…
– Вам может угрожать опасность. – Он повернулся к Августе. – Люди, убившие отца мальчика…
– Замолчите! – резко перебила его мадам Медьюз и прошептала: – Мишель велел вам идти к Батисту и больше здесь не появляться.
– Но позвольте…
– Нет! – прошипела она. – Убирайтесь. Жак!
Аскольд успокаивающе поднял руки, когда вышибала шагнул к нему.
– Уже ухожу.
Под пристальным взглядом громилы он направился к двери. Выйдя на крыльцо, оглянулся:
– Мадам упомянула некоего Батиста. Знаешь его полное имя? – И бросил монету застывшему на пороге вышибале.
Тот ухмыльнулся, поймав монету в кулак, и взглянул куда-то вдоль улицы и вверх.
Аскольд повернул голову – дверь захлопнулась. На крыше дома в начале улицы на фоне светлеющего неба красовались большие буквы: SPAD. Аббревиатура крупной авиастроительной компании, о которой в поезде они говорили с Горским.
Все сразу встало на свои места. Мадам Медьюз имела в виду того самого Хосе Батисту, которого Горский когда-то завербовал и перетащил в Европу, где
