смерть, и превратиться он ни во что не пытался. Может, конечно, для этого нужны какие-то строго определенные условия, а не опасность, не знаю.
— А с этими шубами они вообще никогда не расстаются?
— По доброй воле — нет, не расстаются. Во всяком случае, спят точно в них. Но, с другой стороны, без шубы они тоже не помирают, так что моются наверняка без них. Если вообще моются.
— Он не похож на человека, который никогда не моется. — Девушка качнула головой. — От него бы тогда
— Когда ты его обнюхать успела? — хохотнул я.
— Да это тоже… последствия, — скривилась Нойшарэ. — Порой случается, что нюх очень обостряется. Знал бы кто, как это раздражает!
— А я чем пахну? — не сдержал любопытства.
— Горечью. На полынь похоже и на дуб, — отмахнулась она. — Но мы о северянах. Что еще?
— Про них в целом с ходу ничего интересного не могу припомнить, а вот личную характеристику Таллия я тебе составить могу.
— Давай! — синхронно скомандовали Ойша и Лар, и я, усмехнувшись, принялся излагать все, что успел узнать об Анатаре.
Пожалуй, если взглянуть на него непредвзято, этот человек достоин уважения. Умный, осторожный, в меру расчетливый тип, не чуждый благородства и отваги. Упорен, умеет держать слово, принципиально не лжет — во всяком случае, я ни разу не сумел его на этом поймать. Отличный воин, талантливый тактик. Опять же обладает чувством юмора, что у северян встречается не так часто.
Из недостатков… мстителен и злопамятен, порой слишком расчетлив. Упрям, самоуверен, с пренебрежением относится к равнинным жителям, это у них национальная особенность. Но вряд ли он станет равнять с прочими обитателей Приграничья, они все-таки по менталитету очень близки к горцам.
— В общем, типичный северянин, они почти все такие, — подытожил я. — Главное отличие в том, что он очень много времени проводит среди равнинных жителей и значительно спокойней сородичей относится к обычаям других народов.
— Понятно, — с тяжелым вздохом пробормотала Нойшарэ. — Ладно, подумаем, как его можно отвадить.
— Подумаем, — согласился Ларшакэн. — А я пока прогуляюсь до бывшего места службы, время-то еще есть.
— А я с коллегами попробую пообщаться. В самом деле до заката еще далеко. — Сидеть без дела на одном месте не хотелось.
— А я… А я в лавку пойду! — сообщила Ойша. — А то мы с этими разговорами все оттуда сбежали, преждевременно закрылись. Надеюсь, хоть сегодня мне дадут сделать оплетки!
После разговора с обитателями мастерской мне по непонятной причине стало тревожно. Вот как вышел на улицу в компании задумчиво молчащего отставного старшины, так и стало. Хотя, казалось бы, теперь, когда я заручился поддержкой местных, самое время радоваться: дело должно сдвинуться с мертвой точки.
И я никак не мог понять, что значит это ощущение и откуда оно идет? Общий азарт, вполне осознанное ожидание неприятностей, в том числе на приеме, или предупреждение о некоем неучтенном факторе?
Вскоре я, впрочем, эти бесплодные мысли отогнал и сосредоточился на деле, а именно — вопросах, которые предстояло задать местным магам.
Увы, гильдий мои коллеги никогда не образовывали, и нельзя было прийти в единственное место и получить там информацию о любом интересующем человеке, а также справку о направлении работы каждого из них. Но, с другой стороны, определенный центр сосредоточения магической науки все-таки имелся: филиал Сечения Сферы, единого магического университета Турана. И я очень надеялся, что беседы с тамошними сотрудниками мне хватит.
Вопросов к ним накопилось изрядно. Начать, разумеется, стоило с ратуши и ее странного обитателя, а помимо того я хотел узнать побольше про перевертышей, о которых прежде слышал очень немного — никогда не выпадало случая поинтересоваться. Да и послушать, что местные специалисты знают о Серых, будет полезно. В центральной части Турана, да и во всем остальном цивилизованном мире истории про Порченых действительно считали сказкой, но жители Баладдара явно относились к этому вопросу серьезно. И после слов Ойши, а главное, Лара не верить в эти сказки не получалось. Ладно девушка, но отставной Пограничный меньше всего походил на суеверного человека, пересказывающего сплетни.
А задуматься тут было над чем. Изменить природу живого существа, превратить его во что-то иное теоретически возможно, но очень, очень сложно. А главное, я никогда не слышал, чтобы кто-то занимался подобным всерьез и тратил время на исследования в этом направлении. По простой причине: никому это не нужно. А Серым — по какой-то причине нужно. Зачем, хотелось бы знать?
Все Серые — переделанные люди? Звучит, конечно, интересно и волнующе, но глупо. Это сколько же людей должно пропадать, чтобы они поддерживали свою численность? Нет, если верить отчетам из Приграничья, плодятся эти твари как крысы: слишком частые и слишком массовые нападения, по нескольку раз в год. При многотысячной численности два-три десятка детей в год не могут принести им существенной пользы.
В принципе единственная логичная версия заключалась в ритуальном значении этого действа. Есть у Серых какая-нибудь религия? А боги знают! Таких подробностей я о них точно никогда не слышал. Вот и будет повод выяснить, если у местных имеется об этом какая-то информация и если со мной вообще станут разговаривать. Хотелось верить, что станут: все-таки коллеги! Да, это Приграничье, но должна же у них быть хоть какая-то профессиональная солидарность!