сидение в четырех стенах без притока свежего воздуха здорово выводило из равновесия, добавляя к мукам телесным еще и муки духовные. Да еще и мысли то и дело предательски возвращались к моей белобрысой попутчице, казалось, целую вечность назад подло умыкнувшей меня с самой лучшей и безопасной планеты во всей вселенной – матушки-Земли. Интересно, как она там? Сидит небось тоже в одной из импровизированных камер и гадает: а жив ли я вообще? Ангел-хранитель, легендарный герой, неутомимо спасающий ее от всяческих неприятностей?
Так, ладно, спокойно. Безвыходных ситуаций не бывает. Итак, что мы имеем? А имеем мы господина Симониуса на
Дверь камеры внезапно отворилась, прервав мои пространные рассуждения. Вовнутрь, пошатываясь, бочком протиснулась туша прака с зажатой в правой лапище дымящейся тарелкой. Сейчас я по-новому взглянул на него. Мммда… Бугристая груда мышц, извечно оскаленная пасть, любезно демонстрирующая длинные шеренги зубов в четыре ряда, пуговки колючих глазок смотрят на узника с некоторой долей пикантной плотоядности. Дескать: поживи пока я не проголодался. Ноги… Да, забыл сказать – их у прака ровным счетом три. Для этой задней ноги и место даже подобающее нашлось, ибо филейная часть прака несколько отличается от человеческой – она более выдвинута назад, что ли, ну и по габаритам, естественно, побольше разика этак в полтора-два. Несомненно, именно для поддержания этой самой необъятной филейной части природа и озаботилась созданием, так сказать, органической подпорки. Ну если так, совсем уж образно выразиться, то походил прак на смесь гориллы и паука-крестоносца, потерявшего в неравном бою большую часть своих лапок.
– Улыбайся. Улыбайся, кому говорят!!! А теперь расскажи ей, как она прекрасно выглядит!
– Кто? – я оторопело пялился на дверь, силясь рассмотреть за могучей спиной прака ту, о которой говорила сейчас внезапно вернувшаяся к жизни Антонина Семеновна.
– Она.
– Она-а-а?! – я едва не свернул себе шею, но зато теперь абсолютно, безоговорочно был убежден, что за спиной прака никого нет. Мой лингвин, видимо, получил весьма серьезные повреждения от удара битой, которой приложил меня по голове приснопамятный Симониус, и теперь то ли бредил, то ли вовсе лишился разума. А жаль. Я уже потихоньку начал привыкать к этому сквалыжному существу и в его отсутствие мне как будто бы чего-то не хватало.
– Она самая. Ну что же ты за идиот-то такой? Охранник, который стоит сейчас перед тобой, на самом деле не самец, а самка прака. Причем, судя по запаху, половозрелая. – Впервые в голосе старой карги проскользнула капелька сочувствия. Хотя нет, показалось, наверное. – Заговори с ней. Прямо сейчас. Ну!!!
– Ээ-ээ-ээ…хм. Су-су-сударыня. Ми-ми-миледи! Выглядите вы сегодня просто замечательно! А какие у вас прекрасные волосы!
Вот здесь я, как водится, переборщил. Черепушка у прака гладкая, как полированная столешница стола: ни волосинки на ней, ни шерстинки, складки одни только, да и те жировые. Зато, как ни странно, вернулось ко мне вдруг мое привычное красноречие, и язык сам уже, без помощи мозга, начал выдавать такие рулады, что крошечные глазки моей благодарной слушательницы поначалу изрядно округлились, а затем и вовсе выпучились так, что того и гляди лопнут.
– Это ты мне?
– Вам, конечно вам. Кому же еще?
Голос у прака или прачки (не знаю уж, как будет правильней) на удивление тонкий и чем-то даже приятный. Так поет бензопила перед тем как вгрызться своими железными резцами в податливую древесную плоть.
– Спасибо. – Образина стыдливо потупила глазки и примолкла. Я же, воодушевленный тем, что меня до сих пор еще не съели, вновь принялся заливаться соловьем и заткнулся лишь тогда, когда громадные лапищи сгребли меня в охапку и прижали к могучему волосатому торсу, от которого здорово подванивало застарелыми потовыделениями. – Хароший чилавейко. Харрроший. Махама любить чилавейко. Чилавейко как?
– Илья.
– Махама любить Илья.
– Отлично, ну вот вы и познакомились. Как говорится: мир вам да любовь!
– Антонина Семеновна, это вы о чем?
– Да так, сам скоро все узнаешь. Давайте, заканчивайте свою семейную идиллию, пора выметаться, пока Симониус не прознал, откуда ветер дует.
Действительно. Пора бы. Я и сам конечно был не против, но прачка, похоже, и не думала отпускать свою добычу.
– Махама, – промычал? я стараясь, чтобы голос мой звучал как можно более проникновенно. Особенно этому содействовала подмышка существа, оказавшаяся в опасной близости от моего носа. – Симониус хочет убить меня. Нам нужно бежать, прямо сейчас. Поможешь?
