— Прекрасная идея! Просто блестящая! Только вот незадача: мобильного телефона у меня нет, хватает этого, — букинист указал в угол, туда, где стоял стационарный дисковый телефон. Телефон вежливо тенькнул. — Можно я буду играть моим паразитам нужную мелодию на губной гармошке? Уверен, что можно. Я так отвратительно играю на губной гармошке, что разбегаются даже постоянные верные покупатели.
Букинист достал из-под прилавка губную гармошку, стёр с неё пыль, спрятал в карман халата.
— И как я сам не догадался! — воскликнул он. — Ведь столько книг можно было уберечь! Сделаю вам скидку, умопомрачительную скидку! Выбирайте, выбирайте!
Гумир пошарил в кармане, нащупал две монеты по пять рублей. Пошарил в другом. Нашел список Константина Петровича.
Вернулась леденцово-мятная любительница биографий с двумя томиками в строгом тёмно-синем переплёте с золотым тиснением на обложке. Услышала про скидку, спросила, нельзя ли ей тоже скидку, а то денег отчаянно не хватает.
— Это ведь одна книга, просто в двух томах, — начала фантазировать она. — То есть, как бы один том, просто разделённый надвое. И поэтому…
— Я всё понимаю. Но один и один — это обязательно два. И никак иначе, — развёл руками хозяин.
— Ну почему же, — вступил Гумир. — Один и один — это может быть всё, что угодно.
— Доказать сумеете? — усмехнулся старик.
Гумир вынул из кармана пять рублей и положил на стол.
— Это будет один.
— Ну.
Достал вторую монетку и положил рядом.
— Это — ещё один.
— Согласен.
— В сумме?
— Десять рублей, — хором сказали дама и букинист.
— Один и один — получается десять! — объявил Гумир.
— Нет-нет, можно я за один и один заплачу как за два? — заторопилась дама. Нужная сумма моментально обнаружилась в её портмоне. Букинист выдал и ей непромокаемый брезентовый мешок и велел заходить почаще.
Тени в чепцах и цилиндрах мелькали среди полок, но к прилавку не приближались.
— А можете ещё такую штуку отколоть, один плюс один — десять? — оглядевшись по сторонам, спросил старик. И глаза у него заблестели, как у ребёнка.
— Ну, давайте попробуем. — Гумир достал из кармана список желаний, развернул его, прочитал: — Молодая девушка. Везде, во всём, во всех видит красоту. А окружающие считают её страшненькой. От этого ей так горько. Кругом — красота, а она — страшненькая.
— Да, девушек часто заботят такие пустяки, — зевнул старик.
— Но это совсем не пустяк. Вспомните, что вы говорили про биографов!
— И что, я говорил об их красоте?
— Не о красоте. А о том, что каждый видит то, что есть в нём. Значит, в ней, в этой девушке, есть красота, очень много красоты. Ведь она её везде замечает.
— А окружающие все слепые.
— А в окружающих нет ни капли красоты. И они её просто не видят. Но девушка всё равно красива.
— Вы её любите? — усмехнулся старик.
— Нет. Но поверьте, она красива.
— Тогда верю. Если не любите — значит, в самом деле так. Занятно.
В этот момент одна неуверенная в себе барышня, работающая помощником младшего менеджера в огромной бюрократической конторе, отлучилась в туалет. Случайно посмотрела в зеркало. Она так устала, что сначала не поняла, что за красавица смотрит на неё из рамы. А когда узнала себя — и удивилась, и нет. Она в самом деле красива. Надо было дойти до ручки с этими бесконечными ведомостями и сводками, чтобы увидеть и понять это.
— А вот ещё, — Гумир спустился строчкой ниже.
Тени в чепцах и цилиндрах мелькали быстрее. Словно кто-то из озорства начал раскручивать пальцем стрелки часов, подгоняя время.
— Вот, смотрите, так и так. Да? Вроде не выходит. А если так? И предположить, что так…
— Верю! Верю! Верю! — восклицал хозяин лавки. — Как здорово вы умеете всё объяснить! Обожаю такие фокусы!
С каждым «верю» где-то в городе происходило маленькое чудо: исполнялось желание, не выполнимое при обычных условиях.
Стрелки начали уставать и постепенно вернулись в прежний ритм.
— Верю, — медленно сказал букинист и вдруг замер. Лицо его стало похоже на маску — разгладились морщины, но исчез и детский блеск в глазах.
