воспитывай себя сама. Тебе говорили — "неприлично быть слишком самоуверенной"? Ты — никогда не станешь такой. Неприлично совсем не верить в себя. Даже не так — преступно совсем в себя не верить. Ты — преступница. Ты преступаешь против себя. Зачем? Ведь ты даже не извлекаешь из этого выгоды.
Эти слова могли бы убить Машу, пронзить, как молния, но тон, которым они были сказаны, всё менял. Это был не яд, а противоядие. Это было разрешение поверить в себя, разрешение, которого она ждала так долго и которое получила теперь из самых надёжных рук.
— Пове-ерить. — протянула она, — Вот было бы хорошо. Но самоуверенные люди выглядят со стороны очень глупо!
— Все люди выглядят со стороны глупо. Но одни радуются жизни, а другие едят себя поедом. Угадай, кто из них умнее? А?
— Я знаю, знаю, что я глу… — быстро закивала Маша.
Букинист крякнул с досады. Экая неубедимая попалась! Он попытался зайти с другой стороны:
— Представь, что ты идёшь по улице. И у тебя, как и у всех людей, есть проблемы. Но ты же не вываливаешь на голову первому встречному все свои неприятности? Это нелепо и неприлично. Спокойный и уверенный вид при скверных картах — норма поведения.
— То есть я нарушаю приличия, если… — Маша схватилась за голову. Мало того что она не верит в себя! Мало того что она глупая! Так вдобавок она ещё и ведёт себя неприлично! Как можно быть настолько никчёмной?
— Есть такое полезное изобретение века сегодняшнего, — продолжал букинист, — Называется «смайлик». Веди себя так, словно веришь в себя. Но всегда представляй, что после каждой фразы рисуешь смайлик. Так ты будешь помнить, что всё это — просто игра. Ты не превращаешься в высокомерную гранд-даму. Ты убедительно изображаешь её перед малознакомыми людьми и теми, кто делит людей на две категории: либо я его, либо он меня. Но при этом ты знаешь, что не выглядишь глупо. Ведь ты же нарисовала смайлик — и первая над собой посмеялась.
— А друзья… Костя?
— В кругу тех, кому можно доверять, ты по-прежнему — ты. Без всяких смайликов и фиг в кармане. Быть нежным и искренним — великая драгоценность. Но эту драгоценность надо беречь от дурных глаз. Ты же не будешь гулять по тёмным переулкам в колье из бриллиантов?
— Не буду, — засмеялась Маша. — Ну, я продолжу?
И повернулась к раковине.
— Нет, всё, не надо больше.
— Плохо помыла, да? Я переделаю! — пообещала Маша. — Просто не привыкла к такому средству, и посуда давно копилась, всё засохло…
— Плохо? Смеёшься! Отлично, превосходно! Ну-ка, теперь нарисуй мысленно смайлик и переведи эту фразу на язык уверенного человека.
Маша задумалась ненадолго, потом сказала:
— Посуда долго стояла грязная, всё засохло. Неплохо было бы замочить её в горячей воде хоть на полчаса. И ваше средство не очень подходит. Я узнаю у знакомого специалиста, у Космомакса, что тут поможет, и всё перемою… Смайлик.
— Вот! Молодец. Видишь, какая польза нарисовалась? Узнай, узнай для меня средство от Федориного горя! А то, чувствую, скоро от меня посуда убегать начнёт.
Грязная вилка, лежавшая на самом краю, звякнула о кафельный пол.
— «Чувствую» я сказал. А не «верю»! — сурово поглядел на неё букинист и продолжал, обращаясь к Маше, — Я бы тебя расцеловал за то, что ты сделала, но это так себе награда. Я… желание вот тебе исполню, хочешь?
— Нет! — быстро сказала Маша. — Я ничего подписывать не стану.
— Живая человеческая душа, — улыбнулся старик. — Почему всё живое в этом мире так редко верит в себя? Ничего подписывать не надо. Я дарю тебе одно желание. Только тебе, тебе одной, и желание — только одно. Ты скажешь — я в это поверю. Обещаю поверить ради тебя в любую невозможную вещь. Только не наглей. Да ты и не станешь. Тебе надо, тебе очень надо, я вижу. Сразу будет легче.
— Это как психотерапия? — встрепенулась Маша. Отмывая кастрюли и ложки, она как раз думала о том, чтобы тайно записаться к психотерапевту. Но можно ли мунгам посещать их? И не нарвётся ли она на очередного «прекрасного вампира»? Много вопросов скопилось.
— Да, да, как терапия. Сядь, подумай. Можешь даже записать. Я пока посуду расставлю.
Маша взяла протянутые ей бумагу и карандаш, положила их прямо на кафельную стенку. Задумалась. В голове было пусто, как на экзамене в первые мгновения после того, как ты сел на своё место с билетом в руках. Букинист шаркал туда-сюда с тарелками, мисками и ложками.
— Только не смей просить за других, — предупредил он. — Проси для себя. Я тебе просто приказываю.
Это меняло дело: она ведь уже подумала, что для себя лично просить стыдно, надо подумать о маме, о Косте, о ребятах с работы, наконец. Но раз дедушка приказывает…
Маше не надо было долго размышлять над желанием — она хотела работать среди старых книг, как здешний хозяин.
Только… За исполнение желаний надо платить. Она подумала, какую цену не готова заплатить за исполнение этого желания. И тоже стала записывать: «Чтобы команда без меня обошлась. Никто не обиделся и мы остались друзьями. Чтобы Костя остался со мной. Чтобы команда не распалась и ни с кем ничего плохого не случилось. И можно было приходить к ним после работы и сидеть в приёмной, как сейчас. Чтобы…»
