атомных микровзрывов в металле будет создаваться наклеп, чудовищно уродующий конструктивные элементы. По счастью, оказалось, что в высокотемпературной рабочей зоне реактора происходят одновременно и наклеп и отжиг, отчасти ликвидирующий наклеп. Керамические стержни из окиси плутония показали себя достаточно стойкими. Поставлен даже своеобразный мировой рекорд полноты выжигания ядерного горючего, достигшей после двух с половиной лет работы пяти процентов.
Была доказана в промышленных условиях возможность построения надежного и экономически выгодного реактора на быстрых нейтронах.
Что это даст людям?
Уже сейчас вокруг реактора, словно вокруг костра, прогоняющего мрак, собрались ученые самых разных интересов, проводящие ядерно-физические и материаловедческие исследования в потоках быстрых нейтронов небыва лой плотности. Но это — польза для науки. Что полезного даст реактор жизни?
Реактор на быстрых нейтронах замечателен тем, что может работать с расширенным воспроизводством ядерного горючего. Это значит, что запас горючего в атомной топке в ходе ее «горенья» будет возрастать. Разъясним, в чем дело.
Напомним, что каждый килограмм природного урана содержит только семь граммов изотопа урана-235, пригодного как ядерное горючее. Остальные девятьсот девяносто три грамма составляет недеятельный уран-238, уходящий в золу атомной топки.
Чудо техники заключается в том, что уран-238, помещенный в рабочую зону быстрого реактора, под воздействием быстрых нейтронов алхимически превращается в ценнейшее ядерное топливо — плутоний. Происходит более драгоценная метаморфоза, чем та, которую искали древние алхимики. Там старались добиться превращения мертвой ртути в мертвое золото. Здесь же мертвое вещество превращается в источник животворной энергии.
Если поместить в рабочую зону реактора уран-238, сделав из него, например, дополнительные стержни или отражатель нейтронов, можно добиться больших коэффициентов воспроизводства плутония, достигающих ста пятидесяти процентов.
Популяризаторы сравнивают реактор с птицей Феникс, сжигающей себя и затем возрождающейся из пепла. Размышляя глубже, еще раз убеждаешься, что законы поэзии не всегда совпадают с законами физики. Поэтические образы далеко не точно изображают сущность дела.
Реактор не во всем подобен сказочной птице. Все-таки сгоревшего не вернешь. Ни энергия, ни новые вещества в реакторе не рождаются из ничего. Просто происходят процессы, при которых «негорючие» в ядерном смысле элементы превращаются в горючие. Грубо сравнивая реактор с обычной печкой, можно сказать, что в дрова здесь превращается часть негорючих примесей и обмуровка самой топки. Огорчим еще раз неудачливых изобретателей «вечных двигателей»! Закон сохранения энергии не поколеблен, как не поколеблен и закон сохранения вещества.
Долговечные машины нужны, но нужны ли вечные машины? Можно не гадать — есть возможность проверить. Правда, вечных машин у нас нет и быть не может, но остались кое-где почтенного возраста машины, которым от роду сто лет и больше.
В Малом театре в Москве была машина для подъема занавеса. Ей значительно больше ста лет, но она исправно работала, пока театр не попортила фашистская бомба.
Но при всем уважении к заслугам машины режиссеры ею давно не пользовались. Дело в том, что машина упрямо держалась старинной пословицы «Поспешишь — людей насмешишь!» и тащила занавес добрую четверть минуты. Для теперешних темпов театрального действия это был бы форменный зарез. Актеры просто не знали бы, что им делать на сцене и как им себя держать, пока, не спеша, управляется с занавесом нерасторопный механизм. Потому режиссеры избегали работать со старым занавесом, а использовали новый, раздвижной.
В городе Вязниках Ивановской области лет тридцать назад заглянула какая-то столичная комиссия в старый корпус фабрики, бывшей купца Елизарова. Заглянули в цех и обомлели, словно мамонта встретили. Перед ними стояла паровая машина типа Уатта — прапрабабушка паровых машин. Было машине верных сто лет, но она была готова к действию, словно еще сто лет собиралась проработать на своем посту.
Конечно, машину тотчас отправили в музей. И не только как техническую диковинку. Машина занимала здание размером с провинциальную электростанцию, а была не мощнее автомобильного мотора.
Теперь представьте, что все машины бессмертны. Что машины не изнашиваются, не разрушаются, не стареют и не умирают, как люди. И что все машины, какие только строили в этом мире, преспокойно продолжают жить на земле.
Что бы тут творилось!
Городские площади запрудили бы кареты, запряженные цугом, римские колесницы, первобытные сани-волокуши. Среди окриков возниц и хлопанья бичей верещали бы смердящие автомобильчики, похожие на экипажи, от которых сбежала лошадь, оскорбленно урчали бы новейшие лакированные автомобили. На железной дороге обтекаемый сверхтепловоз в нетерпении бил бы парами, ожидая, пока откроют светофор. Это занял перегон паровозик с длинной трубой, вылезающей из-под котла и изогнутой, как верблюжья шея. Он с достоинством тащит за собой состав, похожий на очередь из извозчичьих пролеток.
И смех и горе!
Но, наверное, люди не допустили бы такой кутерьмы, сами пошли бы с ломами наперевес и разбили бы старинные постылые машины, пустили бы их в переплавку.
Постоянно, ненасытно жаждет техника обновления! Обновление! Я пишу это слово в канун Первомая, праздника весны, праздника дружбы людей труда.
Веской обновляется природа, первый дождь смывает палые листья, распускается свежая, молодая листва. В первомайском праздничном обрамлении еще краше становится все, что вызвано к жизни дружбой тружеников, — мир заводов, машин, вещей, зданий — вся «вторая природа», создаваемая человеком, как однажды образно назвал этот мир К. Маркс. Эта «вторая природа» обновляется ежечасно: непрерывно цветет в цехах и лабораториях вечная весна труда. Тут работают обновители жизни — ученые, рационализаторы, передовики производства, изобретатели процессов и вещей.
Бывает, колдуешь, склонясь над станком, над туманной, как струйка дыма, стружкой и не замечаешь, как из наших каждодневных усилий уже вырос горный пик нового, и под праздник, внезапно подняв глаза, изумляешься его сверкающей вершине.
С каждым годом все круче поднимаются вершины технического прогресса, все больше труда сберегают машины обществу, все легче становится труд рабочих.
Наш народ — творец великих изобретений. Наша русская земля была колыбелью радио, здесь впервые замигала электрическая лампочка и впервые взлетел самолет. Здесь впервые заставили богатырский атом служить делу мира и прогресса. Здесь впервые звездный корабль взлетел в космос. Имена и дела замечательных отечественных изобретателей служат знаменем технического прогресса и вселяют патриотическую гордость в наши сердца, укрепляют уверенность в грядущих победах.
Но советский патриотизм кончается там, где гордость переходит в гордыню, где высокомерие становится шорами на глазах творца и мешает оценить соседний опыт. Консерваторами клеймят у нас тех, кто чурается, как якобы «чуждых» нам, зарубежных технических достижений, отвергает лучшее, сделанное другим, руководствуясь гиблым принципом: «Хоть паршивенькое, да свое». Нет, не так рассуждает и действует наш народ, советские патриоты!
Полезно еще раз глянуть на весеннюю, обнажившуюся от снега землю, на зеленые ростки, на палые прошлогодние листья, не прибранные на этой земле. В той «второй природе», создаваемой человеком, в мире техники, в мире машин, окружающих нас, среди мощной поросли нового есть немало и старого, отмирающего, задержавшегося с давних времен. Далеко не все оно выглядит так плачевно, как прошлогодняя листва. Оно часто щегольски сверкает никелем и надменно блестит зеркальным лаком, покрывающим молодой металл.
Но подлинная старость машины не в том, что проржавела сталь, облезла краска, разболтались сочленения, а в том, что состарилась ее идея, ее конструкция, состарилась и утратила жизненный смысл. Как говорят, машина морально устарела, износилась морально. Мысль, заложенная в ней, закостенела. Омертвело, застыло самое подвижное на свете — живая человеческая мысль.
Тот конструктор, что создает эту машину, пусть с тревогой заглянет в самого себя, нет ли там самоуспокоенности, равнодушия, консерватизма — этих палых листьев души? Не пора ли их вымести оттуда, как сметают зимний сор с весенней улицы, по которой должна пройти первомайская колонна?
Техника не может застыть на месте, старое заменяется в ней новым, новое — новейшим, она так же движется вперед и выше, как летящая мысль, в непрерывном процессе обновления.
Пожелаем достижения новых вершин ученым, изобретателям, передовикам производства, идущим в первых рядах первомайских колонн, в первых рядах строителей коммунизма. Пусть весенний свежий ветер новизны раздувает наши знамена — эти алые паруса человеческого счастья! Пусть гремит веселее праздник молодости — молодости листвы, машин и сердец!
Простодушие и доверчивость — не лучшее качество экспертов по изобретениям, и поэтому люди эти могут показаться придирами. А иначе нельзя. Ведь история знает лжеизобретателей, похвалявшихся осуществлением неосуществимых технических выдумок.
Когда-то немецкий ученый Орфиреус морочил голову русскому послу, предлагая продать Петру I вечный двигатель.
Это было большое колесо на двух стойках, которое вращалось само, без посторонней силы. В те времена в невозможности построения вечного двигателя не были убеждены окончательно, и поэтому колесо подвергли испытаниям. Машину запустили в пустой комнате, и дверь в нее наглухо запечатали. Через двое суток, когда сняли печи, колесо вертелось, как ни в чем ни бывало.
Орфиреуса погубила жадность: он уж слишком упорно торговался и жалел платить жалованье своей служанке. В ней же заключался весь секрет. Эта самая служанка и крутила колесо из соседней комнаты за шнурки, продетые сквозь стойки и протянутые под полом. Она и выдала проходимца Орфиреуса.
Заграничный изобретатель барон де-Шевремон предлагал в 1741 году Анне Иоанновне уступить секрет на некий порошок, исцеляющий от всех болезней и к тому же, между прочим, могущий «превращать свинец в золото».
Объявив, что владеет секретом делать золото, дипломатичный барон постеснялся пойти против логики и потребовать золото за своей секрет. Он просил Анну рассчитаться за изобретение чинами и орденами.
Он желал:
во-первых, производства в графы;
во-вторых, награждения орденом св. Андрея;
в-третьих, чтобы брат его был произведен в графы;
в-четвертых, чтобы брат его был награжден орденом св. Андрея;
в-пятых, чтобы ему был выдан паспорт, в котором он значился бы действительным камергером и действительным статским советником, и т. п.
На это русское правительство не согласилось. И потомки не очень осуждают правительство за такое невнимание к изобретательским
