Захотелось проветриться. Я подошла к окну, распахнула пошире створки. Оконные стекла почему-то не лопнули от жара, только покрылись копотью, как и все вокруг. В комнату ворвался свежий летний ветерок, я облокотилась о подоконник, забыв, что он тоже черный, и высунулась подальше. Жизнь внизу шла своим чередом: бабушки восседали на скамейке, в песочнице копошилась детвора, на бордюре сидел помятый мужичок с банкой в руке.
«Фу, какое безрадостное существо, – шепнула мне Аллегра. – Смотреть противно». «Несимпатичное», – мысленно согласилась я и вздрогнула. С каких это пор моей Аллегре что-то не нравится? Я высунулась еще дальше и сразу поняла, что ей не по душе вовсе не местный алкаш, а серая фигурка рядом, которая, между прочим, смотрела прямо на меня, задрав голову. О, а я сегодня уже видела эту чучундру в халате а-ля холщовый мешок – это в такую-то жару! Вон и кулон на солнце сверкает. Мне невыносимо захотелось запустить в нее чем-нибудь тяжелым. Я ринулась вниз. Если это серое существо не имеет никакого отношения к пожарам, то я – Чарли Чаплин в юбке. Впрочем, это может быть и недалеко от истины. «В таком случае, я бы этим гордилась!» – весело поддакнула Аллегра, заставив меня тяжко вздохнуть.
Отец пытался приладить на место остатки двери.
– Папа! Мне надо бежать! Добирайся сам домой, ладно?
– Маме горячий привет! Еще дымящийся. – Папа был в своем репертуаре.
Когда я выскочила на улицу, серое существо маячило возле качелей в дальнем конце двора. Я помчалась прямо к нему, переходя с быстрого шага на легкий бег. Оказалось, что это совсем не та девица, которую я видела возле своего дома. Та была взлохмаченная и высокая, а это существо – со стрижкой ежиком, как из психбольницы, низенькое, с грубоватыми чертами лица, и пол его определить было затруднительно. Объединяли их только два предмета: серый халат и уродливый кулон на шее. Под халатом существо носило рубашку в мелкий серый цветочек, по которой, опять-таки, непонятно было, мужчина передо мной или женщина.
«Фу, гадость», – проворчала Аллегра, и это было удивительнее всего – легче заставить памятник Ленину в городском сквере танцевать лезгинку, чем эту вечно радостную часть меня – обозвать что-то или кого-то «гадостью».
Существо бестолково топталось возле качелей и разглядывало окрестности с таким любопытством, словно стояло посреди Третьяковской галереи. Кого-то оно мне до боли напоминало, кого-то ужасно неприятного, из разряда тех, с кем приходится добровольно-принудительно сосуществовать, вроде стервозной коллеги или вредной соседки.
– Простите, где вы купили такое замечательное, хмм, одеяние? – Я за словом в карман не лезу, брякнула первое, что пришло в голову.
Существо обернулось, на мгновение уставилось на меня, состряпало на лице подобие ухмылки и принялось рыться в обширных карманах своего балахона. А потом внезапно, словно увидело разъяренного слона, бросилось улепетывать, смешно топоча короткими ножками. Ему повезло, что в туфлях на каблуках и с картиной под мышкой я не смогла его догнать, иначе самые разъяренные слоны в мире показались бы этой стриженой башке милыми домашними хомячками. Когда я выскочила следом за серым балахоном со двора на улицу, того уже и след простыл.
Я набрала мамин номер, к счастью, она сразу же сняла трубку.
– Мам, я все объясню потом. Ты сейчас выгляни в окно, там у тебя не болтаются какие-нибудь личности в серых халатах, похожих на мешок из-под картошки?
– Одна такая только что заходила в гости, – ответила мама подозрительно ровным голосом, от которого у меня пренеприятнейшим образом засосало под ложечкой.
– Мам, ты в порядке?
– Тебе лучше приехать поскорее. Только Софью предупреди!
– Может, полицию вызвать?
– Не смеши мои колготки, как сказал бы отец, – усмехнулась мама, и я поняла, что все еще не так плохо.
Я вызвала такси, а пока ждала его, еще раз попыталась дозвониться до Софьи и Магрина. Телефон по-прежнему отвечал, что абонент недоступен, обе визитки молчали. Я уселась на скамейку, достала влажную салфетку и попыталась оттереть сажу с туфель. Какое там! Проще отмыть черный снег на дорогах весной.
Из подъезда вышла пожилая женщина в брюках, спортивных тапочках и рыбацкой жилетке с оттопыренными карманами. В руках она несла несколько пластиковых коробочек от сметаны.
– Кис-кис-кис, – позвала она. – Кис-кис-кис, мои хорошие.
Из вентиляционной дыры в подвал высунулась морда с расцарапанным ухом. Еще одна, черная, с белым пятном на лбу, вынырнула из-под кустов. Со всех сторон к подъезду подтягивались кошки – одни худые и облезлые, другие чистые и совсем домашние на вид, первые бежали трусцой, вторые передвигались вальяжно и неторопливо.
– А это вам. – Старушка наклонилась и протянула мне конверт.
– Вы меня с кем-то путаете, – возразила я.
– Нет-нет, Кругляш просил передать именно вам.
– Какой еще Кругляш?
